Евгения Гинзбург - Доднесь тяготеет. Том 1. Записки вашей современницы

Ирина Константиновна рассказала мне довольно подробно свою эйхгорновскую и деникинскую эпопею.

Вдруг в начале мая ночью дверь камеры открылась, вошел надзиратель. Я сразу поняла, что меня берут в этап. Только я успела сказать об этом, как начала плакать, да не плакать, а реветь.

Проплакав всю ночь и все утро, пока за мной не пришли, я совершенно запухла, но мне было на все наплевать, я знала только одно, что последняя и очень дорогая ниточка, связывающая меня с моей прошлой жизнью, рвется навсегда. Как сквозь туман помню восковое лицо Ирины Константиновны. Прислонясь к стене головой, она говорит:

— Вот так отпустить вас совсем и никогда не узнать, что с вами! Ужасно!

Я вышла из камеры и громко крикнула:

— Тетя Санечка, прощайте!

Надзиратель бросился на меня, но потом махнул рукой, и мы спустились на 1-й этаж.

Везли нас вместе с мужчинами с большими сроками — 25, 20, 15 лет, меньше не было. Много было инженеров-нефтяников, которых обвинили во вредительстве. В Сызрани дней пять сидели на пересылке, встречали там большие этапы жен и КВЖД [32] КВЖД — Китайско-восточная железная дорога. Была построена Россией в 1897–1903 гг. согласно Русско-китайскому договору 1896 г. В 1924–1935 гг. имела совместное советско-китайское управление. С 1952 г. принадлежит Китаю. Современное название — Китайская Чанчуньская железная дорога (КЧЖД). .

…Нас выгрузили под Владивостоком в транзитном лагере, не помню, как он назывался [33] Пересыльный пункт Черная речка. — Прим. сост . . На женской половине лагеря стояло несколько бараков с двухэтажными сплошными нарами. Мы поселились все рядом: Надя, Катя, Елена, Люся Оганджанян и я. Потом в лагере, вспоминая наше пребывание под Владивостоком и перебирая в уме всех заболевших и умерших там же, мы насчитывали из всего тюрзачного этапа, в котором было примерно триста человек (из Владимира, Казани и Ярославля), — десять человек. Для одного месяца это было немало, потом в течение всего лагерного периода такой смертности никогда не было.

Должна сказать, что в противовес многим моим товарищам по этапу я не считаю женские лагеря на Колыме лагерями истребления. Конечно, я не говорю о каторжных женских лагерях, которых я совершенно не знаю, а только о тех, в которых была сама или мои товарищи. Тюрзачки всегда жили в худших бараках, работали на самых тяжелых работах, и все-таки, вспоминая всех умерших в лагере, я не могу сказать, чтобы нас истребляли, как истребляли мужчин. Я знаю из верного источника, что на прииск Штурмовой (Северное управление Дальстроя) в конце ноября прибыл этап в 5000 человек, а к апрелю осталось 350 человек. Это мне рассказывал человек, прибывший с этим этапом и остававшийся все это время на том же прииске. Сведения эти у него были из точного источника — УРЧа (учетно-распределительной части). У нас же за весь лагерный период из нашего этапа умерли: Елена Новикова, которая была еще и на воле очень больным человеком, Ляля Кларк — молодая, здоровая, но умерла она от воспаления легких в 1940 году, Ася Гудзь, причину смерти не знаю, Морданова, сердечница, Надя Королева, Межлаук, Мельникова, но она повесилась [34] Полина Мельникова была незаурядным человеком. Окончила Лазаревский Институт восточных языков. Работала на Китайско-восточной железной дороге в правлении стенографисткой. После возвращения с КВЖД русского состава работала в Коллегии Наркомата путей сообщения стенографисткой. В Магаданском лагере, для того чтобы иметь время для чтения древних классиков (Платона и др., кого удавалось доставать), она согласилась работать ассенизатором в зоне. — Прим. автора . , Таня Крупеник, тоже повесилась. Мы все работали на очень тяжелой работе, все были голодны, истощены, но мало кто умирал.

В Магадане мы познакомились с Зорой Гандлевской [35] Гандлевская Зора Борисовна (1897–1987) — анархистка. Из мещан. Училась в Киеве в гимназии и университете. С 1917 г. входила в группу анархистов-неонигилистов, созданную ее мужем — политкаторжанином А. Н. Андреевым. В 1919 г. по поручению подпольной большевистской организации Гандлевская и Андреев вели работу в тылу армии Деникина. С 1921 г. они жили в Москве, Новосибирске, Саратове, Астрахани и других городах. Работали в различных издательствах и книжной торговле. Неоднократно арестовывались и высылались. В декабре 1937 г. арестованы и отправлены на Колыму. Оба реабилитированы в 1954 г. Жили в Москве. , анархисткой, жила она в другом бараке, так как приехала в лагерь раньше нас, но часто к нам приходила. Работала она в больнице.

В Магаданском лагере мы пробыли до апреля 39-го года. Второго или третьего апреля нас отправили в совхоз Эльген.

Я не буду описывать свое пребывание в лагере; о лагере много написано, а о нашем Эльгенском лагере написала Женя Гинзбург [36] Гинзбург Евгения Семеновна . — См. воспоминания Е. С. Гинзбург «Здесь жили дети» в данном сборнике. . Я сама не читала ее записки (как-то не пришлось), а отзывы о них слышала самые различные, от хвалебных до очень отрицательных.

В Эльгене я встретилась с Бертой Александровной Бабиной, о которой знала раньше по рассказам мужа и других товарищей. Она и ее муж, оба были на Колыме, некоторое время на Колыме был и ее сын, Игорь Борисович [37] Бабин Игорь Борисович (21.IX.1914—2.IX.1977) — сын Б. А. Бабиной. Инженер-конструктор. Окончил Московский станкоинструментальный институт. В апреле 1937 г. арестован. После тюремного заключения направлен по просьбе А. Н. Туполева (также в то время заключенного) на «шарашку» в Болшево. Освобожденный в 1943 г., Бабин продолжил работу под руководством Туполева. В 1950 г. — снова арестован и сослан на 5 лет в Ухту. В 1953 г. амнистирован и возвращен в конструкторское бюро Туполева. Реабилитирован в 1956 г. , арестованный накануне защиты диплома, конечно, арестован он был как сын своих родителей.

…Хочу сказать еще, что первые год-два лагеря я еще надеялась, что когда-нибудь увижу Павла, потом, больше узнавая об условиях в мужских лагерях, я начала сомневаться, а к концу срока ясно поняла, что его уже нет. Освободившись, я сделала запрос и получила ответ, что Егоров П. А. умер в 1942 году.

В марте 1956 года (в то время я была на Чукотке) получила письмо от Нади Лобыциной, в котором было написано: «Много неожиданного происходит сейчас в подлунном мире, к такой неожиданности отнесите то, что Ирина Константиновна жива и живет в Малом Ярославце». Мало сказать, что я была потрясена, я буквально не верила своим глазам. Сразу же побежала на почту и дала телеграмму. Через несколько дней я получила ответную телеграмму, а потом и письмо. Между нами установилась переписка. В июне 1957 года я приехала в Москву, а оттуда в Малый Ярославец, к Ирине Константиновне.