Евгения Гинзбург - Доднесь тяготеет. Том 1. Записки вашей современницы

<���Бедная мама, она узнала правду только после своего ареста, в 1938 году, в Кандалакше. Летом 1939 года ей, заключенной, разрешили свидание со мною, в Карлаге. Она приехала под конвоем на ЦПО, где мы провели в садике, за проволокой, несколько часов. Она мне сказала, что во всем виноват Сталин и его окружение, что надеяться не на что при жизни Сталина.>

Сегодня об Игоре думала с меньшим горем. Если не дурак, все переварит, перестрадает и закалится для борьбы. Не может же быть иначе. Ну какой же смысл НКВД терять способного мальчика? Это ничего, что он ест два раза в сутки, что, может быть, мучается на скамье, может быть, грязь и вонь — ведь переполнена тюрьма. Не это страшно. Чтобы он сумел себя не потерять. Не могла я пойти насчет работы. Эти дни должны быть такие, как ненависть к врагам (а я ведь — жена врага) — нет сил себя предлагать. И завтра не пойду, пока процесс не кончится.

Опять не выходила на воздух. После большого подъема утром — реакция вечером. Абсолютно нет физических сил, а днем, когда никого в квартире не было (бабушка мне принесла газету), — я вдруг очнулась от боли внизу живота, не заметила, как протанцевала танец «радости» по поводу окончательного разгрома этих «зверей», а ведь кой-кого из них я уважала, хотя уже Пятница предупредил насчет Б. <���Бухарина> . Это мразь какая, и рассказал, как он стоял среди всех, обросший бородой, в каком-то старом костюме, на полу… И никто с ним не поздоровался <���речь идет о пленуме ЦК ВКП(б) в конце февраля 1937 года> . Все уже смотрели как на смердящий труп. И вот он еще страшнее, еще лживее, чем можно себе представить. Мала для этих кара — «смерть», но дышать с ними одним воздухом невозможно трудящимся. О Пятница, не можешь же ты быть с ними, мое сердце никак не хочет принять.

<���Бедная мама! Она совсем запуталась, не знает, кого винить в несчастьях. Выбрала виновника — Бухарина, вспомнила, каким он был на пленуме ЦК ВКП(б): обросшим, в неопрятной одежде. Но ведь он был в таком же нервном состоянии, как и она теперь. Я спрашивал отца о Николае Ивановиче Бухарине после его ареста в марте 1937 года. Отец сказал, что Бухарин, конечно, не враг. Он говорил о Бухарине с большой теплотой и еще большей грустью. А 2 июня 1937 года, на следующем пленуме ЦК ВКП(б), он выступил против предложения Сталина о физическом уничтожении Бухарина и бухаринцев, предложил использовать их на советской работе и сослался на Ленина.>

Вовка пришел из школы и тоже до пяти читал газету. Смеялся над Крестинским. «Ох и смешной же он, мама». И читал мне вслух смешные для него слова. Мне не смешно, а гадливо. Силой вырвала у него газету, зато прочла статью Кольцова.

<���Над чем смеялся мой брат 13-ти лет! Крестинский, как известно, единственный на процессе, кого не сломили следователи, он отказался признать себя виновным в первый день процесса, он — герой! А Вовка невольно издевался над ним, как и многие-многие в стране, обманутые сталинской пропагандой. Страшно и отвратительно!>

А вечером перед сном читали с ним «Таинственный остров». Об Игоре днем не вспоминала, а к вечеру тяжко, тяжко — нет слов. Штопаю ему его старое бельишко. Нужно купить на всякий случай 6 пар носков, и у Вовки порвались ботинки, ничего нет. И валенки порвались. Нужно похозяйничать.

Сегодня в 11 часов вечера (8 месяцев тому назад) окончилась жизнь Пятницкого в семье.

Сегодня Вова принес «плохо» по русскому языку, я очень рассердилась на него: он ленив.

«Эх, мать, ну и сволочь же отец. Только испортил все мои мечты. Правда, мать?» У меня предчувствие такое, что Игорь наш не виноват, только проболтался, а отец — какой-то большой виновник. В 11,5 часов вечера вчера Вовка разговорился сначала о моральной силе Красной Армии, о пограничниках (всегда ведь мечтает о жизни пограничников) — и решил, очевидно, что его не возьмут из-за отца. Я разговор не поддерживала, сказала только: «Сначала выучись, будь хорошим общественником, а там посмотрим, а папу не забывай так. Мы еще не знаем, может быть, он не виноват, а ошибся, может быть, его враги обманули». А Вовка сказал: «Нет, нет, не верю» <���т. е. он думает, что отец — враг> . Как придет из школы, берет газету и читает показания <���с процесса> , он буквально в ужасе от их «дел». Часто расспрашивает об отдельных личностях. Особенно ему страшен Ягода и Буланин, спрашивал меня, как приготовляли они яд. Могут ли эти дети не думать о том, что произошло с их отцами, матерями. Что произошло с «наркомами», как работает сейчас НКВД, как поступает с семьями, с детьми? Могут ли они обо всем не разговаривать друг с другом? Вовка увлекается очень серьезно военным делом и даже теперь, когда все, что он собрал по «военному вопросу» <���у него было много книг и альбомов по этому отделу> , было конфисковано вместе с отцовской библиотекой, он покупает брошюрки. Вот сегодня он читает, как должен относиться красноармеец к своему командиру. «Он должен во всем доверять командиру». Вовка сделал замечание: «Нет уж, такому, как… Егоров, например. Мама, здесь неправильно». Как он тоскует по своей винтовке. Каждый раз после военных занятий в кружке он о ней говорит. Молчит о Жене Логинове [39] «Женя Логинов и Юра Кнорин были моими лучшими друзьями все это время и остались до сих пор. В 1937 году, после ареста матери, несколько месяцев я жил в семье Логиновых». ( Из письма В. Пятницкого составителю сборника .) В дальнейшем Владимир Пятницкий находился в детском доме. В феврале 1942 года ушел добровольцем на фронт, скрыв свое происхождение. Окончил диверсионно-разведывательную школу, выполнял задания командования в тылу у немцев. Награжден орденом Красной Звезды и медалью «За отвагу». . Теперь он уже к нам не ходит, а Вовка очень любил его и бывал у него. Единственная благополучная семья <���Логиновых> — теперь одни только разгромленные. Это очень тяжело. Вчера сообщил, что у Рябчика <���его одноклассник> взяли брата 18-ти лет, который хотел поступить в военную академию. Отец и мать взяты раньше, и он живет с бабушкой. Часто он говорит: «Эх, мать». Это значит — ему тяжело, но в чем дело, он не говорит. Сегодня сказал, что Нина… читала показания Максимова, который упомянул имя ее отца, и она заплакала при всех. Ей 12 лет…

Принимают передачу в Бутырской тюрьме. У Игоря опять то же: «Ему запрещено» — это хитрые слова <���я не давал показаний> . Может быть, его там и нет. Оттуда заехала на Кузнецкий. Окно 9. Огромная очередь, которую я заняла и ушла к Пешковой [40] Екатерина Павловна Пешкова в 1918–1938 гг. возглавляла отделение Политического Красного Креста, оказывавшего помощь политзаключенным и их семьям. сообщить, что Леплевский <���зам. Вышинского> — не принимает. Как узнать об Игоре? Пешкова на процессе. Вчера тоже показания об умертвлении М. и А. Горьких. Принимала В. А. <���секретарь> , она дала мне адрес, куда я завтра пойду, и «…по наблюдению за домами заключения», потом я взяла адрес приемника детского НКВД. Тяжко мне с Вовкой расставаться, но как же мне жить, ведь я еще ничего не знаю ни об Игоре, ни о себе. Семья разгромлена только наполовину по численности своей, по материальному состоянию — окончательно, а в дальнейшем могу быть поставлена в нечеловеческие условия, и с квартирой, и с работой. Сейчас от всего оторвана. Но как умереть, когда могу быть полезна? Ведь в нем могут убить уверенность в свои силы. Он так был уверен в справедливости всех арестов, в хорошем человеческом отношении. Он говорил: «Это все логично», то есть арест отца, конфискация, издевательское ко мне отношение, — то есть «логично», раз мы поставлены в положение врагов. Но как он смирится с тем, что он-то ведь не враг.