Анатолий Баранов - Терская коловерть. Книга третья.

— А черт ли ему сделается, Вукол Вмельяныч, — ответил часовой, зевая, — да и не проходил вроде никто…

— То–то, не проходил. Вот вин сбежит, не дай бог, тогда Федюкин тэбэ самого повесит вместо него.

Слышно было, как он зашагал, удаляясь, а часовой, встревоженный состоявшимся разговором, заходил вокруг катуха.

Христина нервничала. С той самой поры, как бандиты привезли и заперли в хлеву одетого в военное незнакомца, она не находила себе места на кухне, то и дело выскакивала во двор, пытаясь выяснить, кого это подловили молодчики Федюкина, поселившиеся на хуторе неделю назад и не спешащие его покинуть. Да и чего им спешить? Живется им здесь вольготно, хозяин для них не жалеет ни хлеба, ни мяса; Митро говорит, каждый день приезжают в отару, барана режут.

— Ты не знаешь, кого это федюкинцы привезли утресь? — спросила Христина у зашедшего на кухню напиться свинопаса Мартына.

— Шут его знает, — пожал плечами Мартын. — Должно, милиционера какого сь. А ты поинтересуйся у того, что его стерегеть.

Христина поинтересовалась, но часовой посоветовал ей не совать нос не в свое дело и, угрожая винтовкой, приказал отойти от «гауптвахты».

В это время на крыльце дома показалась молодая хозяйка. У нее покрасневшие от слез глаза и заметно припухший нос.

— Чего тебе? — взглянула она не очень приветливо на подошедшую кухарку, очевидно, стыдясь своего подурневшего лица.

— Послушай, Наталья, кого это привезли давеча, — спросила Христина. — Сдается мне, что я уже встречала его где–то.

Наталья скорбно усмехнулась.

— «Где–то», — повторила она задрожавшим голосом, а глаза ее снова наполнились слезами. — Да цэ ж тый самый раненый советчик, шо у нас в старой хате лежал.

— Что?! — побледнела Христина, поднося к губам своим задрожавшие руки. — Степан Андреич? Наш командир сотни? Божже ж мой! Ведь они его сказнят!

— Батько каже, живого на куски резать будут, — всхлипнула Наталка и, прижав к глазам конец платка, скрылась за дверью.

Что же делать? Христина, оглушенная услышанным, вернулась на кухню, принялась хлопотать возле плиты. Но все валилось у нее из рук, и все мысли в ее голове сбивались на одну: как вызволить из беды близкого человека? Надо бежать к Митро, пусть скачет в Курскую или еще куда–нибудь за помощью. Но кого оставить у плиты за себя? Надо попросить бабку Оксану с «черной» кухни. Она, хоть и слабовата глазами, но еще бодрая старушка — справится «на два фронта», как сказал бы Митро, бывший ординарец командира кавалерийской сотни.

— Шо случилось? — встретил он жену удивленно–встревоженным взглядом, когда она, запыхавшаяся, прибежала к нему в отару.

— Ой, Митя, беда! — всплеснула руками Христина и рассказала ему о случившемся.

— Невжли и в самом деле вин? — выпучил глаза чабан, сжимая ручищей крючкастую ярлыгу.

— Он, Митя, он! — Наталья говорит, казнить его будут лютой смертью.

— Чем же я ему помогу? — Митро ухватил себя за вислый ус, насупил брови.

— Садись в гарбу и поезжай в Курскую. Скажи, так, мол, и так, пропадает хороший человек.

— До Курской отсюда и к вечеру не доберешься. Пока буду ихать туда, бандиты его прикончат.

— Что же делать? — Христина в великой тоске взглянула на мужа.

Митро не ответил. По–прежнему сжимая ярлыгу до белизны в костяшках пальцев, он, казалось, вглядывался в бескрайнюю степь: не далеко ли разбрелись по ней овцы?

— Послушай, — притронулась к его локтю Христина, — а что если поехать к Ольге?

— Якой Ольге? — встрепенулся Митро.

— Атаманше.

— А… — Митро досадливо махнул рукой. — Такая же сволота, як и Федюкин. Вот уж не думал, шо наша санитарка бандитом заделается.

— Ну, не такая уж она сволота, — возразила Христина. — Я с нею говорила, когда она на хутор приезжала, не по своей охоте она в банду пошла.

— Шо с того, — продолжал хмуриться Митро. — Як не крути, а вона все одно бандитка, Степану Андреевичу такой же враг, як и Федюкин.

— Да ведь она его любила, — прижала руки к груди Христина, не столько убеждая мужа, сколько самое себя, — забыл, как возле его постели ночами сидела, глаз с него не спускала, когда он в горячке метался?

— Когда цэ було, — вздохнул Митро. — Я ее, паскуду, видеть не можу за такие ее дела.

— А ты не гляди на нее, скажи только, так, мол, и так. Ты знаешь, где она сейчас?

— Знаю, в кошаре Тимоша Хестанова. Давеча чабана евоного встрел, так вин казав.

— А это далеко?

— Ни, не дюже, верст десять видцеля.

— Ну вот и поезжай…

Митро взглянул на солнце и молча направился к гарбе запрягать в нее пасущуюся здесь же неподалеку лошадь.

Первым, кого он встретил, подъехав к чабанскому домику, был Гозым, ногаец–работник джикаевского богача Тимоша Хестанова.

— Дырастуй, бачка, — радостно заулыбался старый знакомый, выходя навстречу гарбе из стоящей рядом с домиком кошары. Митро пожал его тонкую коричневую руку, прямо спросил, здесь ли находится атаманша Ольга.

— Здес, здес, — закивал широкой, как котел, шапкой Гозым. — Такой смелый баба, цэ–цэ, шайтан–баба.

— Позови ее.

Гозым опять кивнул шапкой и ни слова ни говоря, направился к домику, возле которого стояла тачанка и несколько оседланных лошадей. А Митро внутренне напрягся, приготовившись к встрече с «шайтан–бабой», вместе с которой воевал когда–то против бичераховских банд и которая сама теперь стала бандитом.

Она вскоре вышла вместе с Гозымом, такая же, как и раньше, статная, красивая, гордая. На ней распахнутая кожаная тужурка, синие диагоналевые галифе, заправленные в блестящие хромовые сапоги со шпорами. Золотистые волосы упрятаны под шапку. В мочках ушей покачиваются серьги — золотые кони с камнями–самоцветами на боках. Митро почувствовал, как в груди у него сильнее забухало при виде этой еще достаточно молодой, красивой женщины.

— С чем хорошим, Дмитрий Остапович? — подошла к приезжему Ольга. — Можа, в отряд ко мне надумал?

Митро невольно отвел взгляд от насмешливых глаз атаманши.

— Хорошего нема чего, Ольга Силантьевна, — ответил он, опуская на глаза жесткие колосья бровей.

— А что так?

— Банди… ну, эти, шо у Федюкина, — поправился Митро, — нашего с тобой сотенного в полон взялы, утром на хутор привезлы, казнить будут.

— Какого сотенного? — в синих глазах Ольги насмешливость уступила место тревоге.

— Степан Андреевича.

— Что?! — Ольга так и подалась к Митро, ухватила его за борт кожаной безрукавки. Митро отвел от своей груди женские руки, вкратце рассказал все, что узнал от Христины. Ольга слушала, кусая губы и меняясь в лице: то покраснеет спелым помидором, то сделается белая, как овечий сыр. Но вот она овладела собой. Синие ее глаза потемнели, словно наполнились решимостью и уверенностью в собственных силах.