Анатолий Баранов - Терская коловерть. Книга вторая.

— А он что, еврей?

Тут только понял Мойше, куда клонил его лукавый собеседник. Он снова рассмеялся и погрозил шутнику суставчатым, как бамбук, пальцем:

— С вами поговорить одно удовольствие. Как сказано в «Мидраше»: «Умному — мигнуть, а глупому — палкой стукнуть». А я думаю, об чем он говорит, этот хитрый молодой человек? Вы–таки правы: еврею-бедняку даже черносотенцы не страшны, не то что бандиты. А вы, извиняюсь, тоже пойдете воевать против них?

— Против кого?

— Против чеченцев.

— Это ж почему я должен идти воевать против них?

— Вы–таки военный, а все военные собираются. Я давеча шел по Алексеевской улице мимо дома Дулуханова, в котором Военный совет находится, а возле него, извиняюсь, офицеров — как возле увеселительного заведения мадам Брыскиной во Владикавказе. И казаков видимо-невидимо, конями всю улицу заняли. Говорят, со всех станиц Моздокского отдела съехались представители.

— Возле Военно-революционного совета, говоришь? — нахмурился Василий. — А кроме офицерья и казаков, кто там есть?

— Ионисьяна-фотографа сын там, Светобаченко видел, между казаками крутился. Мутенины отец с сыном, Дорошевич, Орлинский, что из Совдепа. И из Казачьего совета много пришло, — тут Мойше усмехнулся и крутнул головой, по видимому, от пришедшей на ум неожиданной мысли. — Скажите на милость, зачем нам в Терской области так много советов? Куда ни повернешься, всюду советы: Военно-революционный совет, Осетинский совет, Казаче-крестьянский совет, Совет рабочих, солдатских и крестьянских депутатов, — Мойше вздохнул, развел руками. — Советов много, а посоветоваться не с кем...

Но Василий уже не слушал разговорчивого старика.

— Если зайдет ко мне Антон Сокол или Терентий Клыпа, — повернулся он. к хлопочущей у печи жене, — скажи, что я ушел в Военный совет.

— А как же завтрак? — возмутилась Любаша.

— После, после, — подмигнул ей Василий, надевая шинель и подпоясываясь солдатским ремнем.

— Опять сначала-мочала, — нахмурилась женщина. — По своим советам да казармам. Вон Мишка целыми днями отца не видит, — кивнула она на свесившуюся с печки белокурую голову, — утром уходишь — он еще спит, ночью возвращаешься — он уже спит. Ох, Вася, не доведут тебя до добра твои совдепы да митинги.

— Ну-ну, не надо, — подошел к жене Василий. — Не такие сейчас времена, чтобы дома засиживаться. Революцию, Люба, сберечь надо. Ну пошли, что ли, дед, — притронулся он к плечу продавца уксуса.

— Пошли, — согласился тот, поправляя на ремне бочонок. — Как говорится в «Шулхан-арух»: «Влез в болото — полезай еще дальше». Охо-хо! С каждым годом бочонок становится все тяжелее и тяжелее...

Заседание Военно-революционного совета проходило на втором этаже купеческого дома в большом светлом зале, в котором до войны его хозяин Дулуханов давал балы местной знати. Председательствовал инициатор создания такого разношерстного совета казачий полковник Рымарь. Худощавый, смуглый, быстрый в движениях, несмотря на свой небольшой рост, он производил впечатление. Этому способствовала его слава храбреца, подтверждение которой красовалось у него на груди — целый «иконостас», как выражались военные остряки, из крестов и медалей. Про его награды в народе ходили легенды. Однажды он ехал из Моздока к себе домой в Терскую. На дороге ему повстречался казак-богатей Подгурский. «А ну, — кричит Рымарю, сворачивай! Аль не видишь, кто перед тобой? Это моя земля! Я — хозяин!». Рымарь не удостоил пьяного хвастуна даже ответом, он только распахнул на груди бурку. Ослепленный множеством орденов казак раболепно снял шапку, попросил прощения и свернул в сторону с дороги.

Вот он какой, полковник Рымарь. Прибавьте к этому горящий взгляд черных глаз, блестящие, тоже черные усы под тонким хищным носом, мужественный, тщательно выбритый подбородок, украшенный шрамом от удара вражеской шашки — и вот вам портрет лихого атамана-рубаки, в жилах которого течет горячая кровь, унаследованная от матери-чеченки.

— Граждане братья! — говорил он, потрясая бумажным листом и обводя депутатов совета призывным взглядом. — Настал грозный час жизни и смерти для нашего всего трудового населения Терской области. Всюду в крае царит безвластие, насилие и произвол. Контрреволюционеры не дремлют, они мобилизуют темные силы, чтобы в потоках крови, в убийствах и пожарах задушить революцию...

«Вот черт! — возмутился про себя Картюхов, — говорит так, словно он сам революционер». Он взглянул на сидящего рядом с Рымарем есаула Пятирублева: у него на лбу складка между бровями, а в глазах презрение к той части аудитории, где находятся представители рабочего класса, интеллигенций и иногороднего населения. «А ведь прошляпили Военный совет товарищи большевики, отдали власть казачьей верхушке», — перевел Картюхов взгляд на сидящего в президиуме Дорошевича.

— …Провокационная деятельность контрреволюционеров создала национальное движение туземных народов области — чеченцев и ингушей, вызвала кровавый пожар войны с племенами, восставшими против мирного демократического населения края и нагло попирающими все блага свободы и человеческого права, — продолжал ораторствовать Рымарь. — Кровавый вихрь уже пронесся по Сунже, он уничтожил на своем пути целые станицы, села, хутора, он пахнул своим разрушительным дыханием на города: Грозный разгромлен, промыслы, имеющие государственное значение, сожжены, Владикавказ горит, многие станции железной дороги частью сожжены, частью разрушены. Ужас, кровь и огонь царят во всем крае.

— Пора залить этот огонь чеченской кровью! — выкрикнул из зала какой–то казак, и Картюхов узнал в нем Силантия Брехова. — Али мы не казаки, что дозволяем чеченам изгаляться над собой.

Весь зал забубнил, выражая свое отношение к брошенным репликам.

Рымарь поднял руку, как бы призывая присутствующих к порядку.

— Мы собрались сегодня для того, — зазвенел он повышенным от возбуждения голосом, — чтобы организовать вооруженные полки из казаков и послать их на помощь братьям-сунженцам. Кроме казачьих полков, у нас имеется отряд Красной гвардии при Совдепе и мортирный дивизион. Настало время положить конец злодействам наших исконных врагов.

— Красная гвардия участвовать в этой авантюре не будет, — раздался в ответ спокойный голос Степана Журко.

— Правильно! — крикнул из президиума Дорошевич и тронул свой франтоватый ус.

— Почему же правильно? — изогнул черную бровь Рымарь и повернулся к сидящему рядом Бичерахову, словно прося поддержки. — Неужели товарищи из Совдепа считают, что сидеть сложа руки, пока чеченцы придут сюда и начнут нас резать, как баранов, это правильно?