Анатолий Баранов - Терская коловерть. Книга вторая.

— Хорошо, — согласился Трофим.

Ох как долго тянется нынче урок арифметики! Проклятый купец из задачника: набрал где–то ситцу, и теперь ломай за него голову, сколько он заплатил за красный ситец и сколько — за синий. Возле доски стоит, переминаясь с ноги на ногу, Егор Боромяков. Он записывает мелом условия задачи.

— Ты что пишешь, балда? — оглядывается на него учительница: — «куп», «пуп». Какой еще пуп? Пиши полностью, без сокращений. Андиев! Ты о чем так глубокомысленно задумался?

Казбек вскочил с лавки, словно его укололи булавкой.

— А ну скажи нам, философ, сколько купец заплатил за двадцать аршин красного ситцу?

Казбек открыл рот, но ответ, казалось, застрял у него в горле.

— Иди, абалдуй, в «Иерусалим», отбей господу, столько поклонов, сколько аршин в обеих штуках материи.

Казбек подошел к иконе, осенил себя крестным знамением. Христос осуждающе глядел на него пронзительным взглядом. «Крестись не крестись, а я до тебя все равно доберусь», — казалось, говорил он мысленно провинившемуся ученику.

— На большой перемене останешься в классе, будешь решать задачу, — донеслось к нему от учительского стола.

Ну уж дудки, Лампада Васильевна! Там в «Паласе» Степан, которого грозятся убить казаки, а он должен отсиживать в классе за какого–то купца с его паршивым ситцем — не выйдет. Дождавшись, когда учительница, закончив урок, вышла из класса, Казбек схватил свой ранец, на бегу сорвал с вешалки куртку и, напялив на одно ухо шапку, вывалился с ватагой учеников из школьного помещения на свежий воздух. А еще через минуту он уже мчался со своим приятелем по бывшей Алексеевской, а ныне Красной улице к зданию кинотеатра.

Возле него собралось сегодня народу больше даже чем в день постановки оперы «Наталка-Полтавка». Только публика сегодня большей частью военная. Куда ни посмотришь, всюду толпятся казаки, солдаты и офицеры. Последние держатся особняком. Они попыхивают папиросами и многозначительно ухмыляются, провожая презрительными взглядами проходящих мимо штатских делегатов съезда.

У дверей «Паласа» стоит вооруженная охрана: несколько красногвардейцев из совдеповской роты и столько же казаков из пятирублевской сотни. Друг на друга посматривают искоса.

— Вы куды это претесь? — окликнул мальчишек охранник-казак, преграждая им путь к двери прикладом винтовки.

— Нам к Степану Журко надо, пропускай, пожалуйста, — приложил ладонь к груди Казбек.

— Какой еще к черту Журко! Я вам счас покажу такого Журко, что жарко станет! — загремел казак. — А ну, уматывайте отселева, покель я добрый. Тут и без вас всякой шантрапы понабилось — своим станичникам как бы места хватило.

Пришлось отступить. Но тут вмешался охранник-совдеповец.

— На ребятишек налаял, как кобель из подворотни, — усмехнулся он, поправляя на плече винтовку.

— Ну-ну, погутарь у меня, — насупился казак.

— Не нукай, не запрег, — огрызнулся красногвардеец и повернулся к мальчишкам. — Чего вам, огольцы?

Казбек повторил просьбу.

— А зачем тебе Журко? — поинтересовался красногвардеец.

— Очень важное дело есть, — увильнул от прямого ответа Казбек и просительно улыбнулся. — Пусти, пожалуйста.

— Подождите тут, а я пойду пошукаю, там сейчас как раз перерыв, — пообещал красногвардеец в пику охраннику-казаку, скрываясь за тяжелой дверью.

Вскоре он вернулся. Вместе с ним вышел из «Паласа» и Степан.

— Что случилось? Почему, ты здесь, а не в школе? — встревожился он.

— Пойдем скорей в сторону, — схватил его за руку Казбек, — очень важный хабар тебе скажу.

Степан недоуменно пожал плечами, но тем не менее уважил просьбу малолетнего шурина.

— Вот ему спасибо скажи, — показал Казбек пальцем на Трофима и, облокотившись на чугунную ограду Стефановского собора, рассказал Степану все, что услышал от своего дружка...

...Неблагодарные эти люди — взрослые. Их, можно сказать, от смерти спасают, а они вместо того, чтобы пропустить своих благодетелей в кинотеатр, отсылают обратно в школу. Сами будут смотреть кинокартину, а им опять: решай задачки. И почему так в жизни устроено, что хочется всегда туда, куда не пускают?

Что же делать? Не возвращаться же на самом деле в школу, где ждет тебя за самовольный уход «Иерусалим» с поклонами или «Стена плача» со стоянием на коленях позади доски. Хорошо Мишке с Шлемкой: им не надо учить уроки и подставлять ладони под учительскую линейку. Околачиваются сейчас где–нибудь в артдивизионе возле пушек иди сидят дома на печке и режутся в подкидного дурака.

— Может, и мы пойдем к пушкам? — предложил Трофим.

— Пойдем, — без всякой охоты согласился Казбек.

Ребята, опустив головы, побрели по Стефановской улице, сплошь запруженной конями приехавших на съезд делегатов из станиц и сел Терской области. За неимением коновязи они привязаны поводьями уздечек за железную ограду Стефановского собора. Между ними похаживает пожилой казак в шубе и с кнутом в руке.

— Покрутись ты мне тута, покрутись! — грозит он кому–то вишневым кнутовищем. — Аль сроду коней не видал? Вот огрею по спиняке...

— А что мы тебе сделали? — донесся из–за лошадиного крупа детский голос, и ребята сразу узнали в нем голос Мишки Картюхова.

— А то, что надысь один вот такой же мазурик крутился возле коней, крутился да и укрутил стремена с седла.

— Мишка! — крикнул Казбек, пробегая мимо сердитого казака. — И Шлемка здесь! А мы думали, вы возле красногвардейской казармы, мы тоже туда шли.

— А чего там нынче делать, возле казармы? — шмыгнул носом Мишка, маскируя радость от встречи с приятелями. — Пушки в снегу, а в казарму батя не пущает, говорит, тут казарма, а не театр.

— Нас тоже не пустили в «Палас», — пожаловался Казбек.

— А нас пустят, — вызывающе заявил Мишка и цвыкнул сквозь зубы.

— Кто ж вас пустит?

— Знаем кто, трепаться не будем. Кокошвили — киномеханик, понял? Мы ему с Шлемкой «динаму» крутим во время сеанца, а он нам дает за это глядеть в окошечко. И сегодня даст. Пошли, Шлемка.

— Постойте! — взмолился Казбек, хватая Мишку за рукав его драной фуфайки. — А как же мы?

— Почем я знаю? — выдернул рукав Мишка. — Небось, когда вы с Трофимом «Умирающего лебедя» глядели, то про нас не думали. На балконе как господа сидели, а мы с Шлемкой вам, паразитам, фильму крутили.

— Так мы ж по билету, — вздохнул Казбек. — Нам Сона купила.

Мишка еще некоторое время полюбовался несчастным видом «господ», потом снисходительно усмехнулся и обратился к Шлемке:

— Возьмем, что ль?

— Конечно, возьмем! — заулыбался Шлемка. — Они же не виноваты, что им тогда билеты купили. А хорошо, должно быть» с балкона картину глядеть...

— Еще как хорошо, — подтвердил Казбек, шагая вместе с друзьями к Католической улице, что пролегала параллельно главной.