Анатолий Баранов - Терская коловерть. Книга вторая.

Казбек слушал учительницу и не сводил с нее восторженных глаз. Какая она славная! И глаза у нее голубые-голубые, как подснежники в роще. С такими глазами нельзя бить линейкой по детским рукам, если б даже и не было постановления Советской власти об отмене телесных наказаний, — очень уж они добрые и ласковые. Да и где ей ударить, такой малявке. Ручки маленькие, меньше Даже чем у Нюрки. Такой рукой разве ударишь как следует. Как она только свою сумку носит? Тяжело ей, наверное. Эта мысль не давала Казбеку покоя до конца уроков. А когда прозвенел последний звонок и ученики, как всегда громыхая крышками парт, устремились из класса, он подошел к полюбившейся с первого взгляда учительнице и предложил:

— Давайте, я помогу отнести твою сумку.

Анна Семеновна приятно изумилась.

— О, да ты, оказывается, рыцарь, — засмеялась она. — Только не «твою», а «вашу», и не сумку, а портфель.

— А кто такой — рыцарь?

— Ну, как бы тебе объяснить... Рыцарь — это мужчина, благородный и храбрый, беспредельно преданный даме своего сердца.

— А кто такой — дама сердца?

Учительница снова рассмеялась.

— У нас с тобой получается, как в надокучливой басне. Дама сердца — это женщина, которую любил рыцарь и для которой он не пожалеет даже свою жизнь.

— Я тоже для вас не жалеть жизнь, — заявил Казбек, не моргнув глазом.

На этот раз учительница не засмеялась. Она ласково потрепала рыцаря-ученика за черные завитушки на его голове:

— Ты настоящий мужчина, — оказала она дрогнувшим голосом. — Но жизнью все же так легко не бросайся, ибо во второй раз ее не дадут. Жизнь хороша, и никто еще не придумал что–нибудь лучше жизни. И уж коль придется ее отдать, так за великие общечеловеческие идеи, за народ, за родину. Ты меня понял?

Казбек хоть и не совсем понял, но согласно кивнул головой. — А за Дорьку можно? — спросил он.

— За какую Дорьку?

— Невдашову. В Стодеревской живет.

— Она дама твоего сердца?

— Нет, она казачка. Меня из Терека вытащила, когда я тонул.

Анна Семеновна перестала улыбаться.

— За такую можно, — сказала она без игривости в голосе и переменила разговор: — Ну а теперь ступай домой, мой верный рыцарь, да не забудь приготовить уроки.

С этими словами она вышла на улицу. На ней шумела весна. Нежась в лучах солнца, свистели на ветках акаций скворцы. Под карнизами домов скандалили из–за уютных квартир воробьи. Под ними на завалинках моргали подслеповатыми глазами истосковавшиеся за зиму по солнцу древние, помнящие еще крепостное право старушки. У их обутых в мохнатые бурки ног возились на подсохшей земле босоногие правнуки, играя в «чижа» и прятки. В отстоявшихся, чистых, как зеркало, лужах голубело небо, легкое и прозрачное; по нему плыли светло-белые, удивительно веселые облака.

Впереди на площади показалась запряженная парой лошадей телега. Она безжалостно расплескивала колесами «облака», превращая их в грязное месиво.

— Тпру! — крикнула сидящая на телеге молодая казачка, натягивая вожжи. — Нюра! Подружка моя дорогая! Да невжли это ты?

— Оля? — Анна Семеновна подняла руки к подбородку.

Казачка соскочила с телеги, прижала к груди учительницу, расцеловала ее в обе щеки:

— Вот так встреча! Да я, кубыть, годов десять тебя не видела. Где ты все это время пропадала?

— В Ростове жила, — ответила Анна Семеновна. — Как закончила курсы, так там и осталась.

— А сюда ай в гости наведалась?

— Нет, совсем. К Ростову подошли немцы, пришлось срочно эвакуироваться. Да и отец дома больной — ухаживать некому. Теперь вот в приходской школе работаю.

— Домой идешь?

— Нет, в Совдеп. Поговорить со Степаном надо.

— С каким Степаном? — у казачки вспыхнуло румянцем лицо.

— Ах да... ты же не знаешь. Это мой товарищ по партии. В совете работает заведующим военным отделом. У нас сегодня вечером в школе собрание, так хочу попросить его выступить.

— А-а... — протянула Ольга. — Чего ж мы стоим доси? Давай посидим чуток, — положила она ладонь на тележную грядку.

— Рассиживаться–то некогда, Оля, — просительно улыбнулась Анна Семеновна. — Ты сейчас далеко направляешься?

— В Луковскую, к старикам своим.

— И ночевать у них будешь?

— А где ж еще?

— Тогда приходи сегодня вечером в школу.

— За каким лядом?

— Встретимся, поговорим. Собрание–то будет молодежное.

— Да я ить не молоденькая, кубыть.

— Кто, ты? — Анна Семеновна протестующе всплеснула руками. — Да тебя хоть снова под венец. Рано ты, девка, в старухи записываешься. Чем хоть занимаешься в своей станице?

— Звестно чем: кизеки леплю, за скотиной хожу и все такое прочее. Чай, не с неба свалилась, сама знаешь нашу бабью работу.

— Да я не о том, — поморщилась Анна-Семеновна. — Я спрашиваю, какое принимаешь участие в общественной жизни? Ведь в стране совершилась пролетарская революция, повсюду происходит ломка старых традиций, утверждается свобода, братство и равенство людей. Все так ново, необычно, а ты, молодая и энергичная женщина, по-прежнему ковыряешься только в навозе и не принимаешь в этом новом никакого участия. Ты обязательно приходи сегодня на собрание. Я тебя познакомлю с Дмыховской. Вот женщина так женщина — кипяток! Так придешь?

— Не знаю, — облизала Ольга пересохшие губы.

— Приходи — не раздумывай, нам с тобой еще о многом поговорить надо, — сказала Анна Семеновна и, чмокнув Ольгу в щеку, отправилась своей дорогой.

Степана она нашла в его кабинете на втором этаже бывшего ганжумовского дома.

— Здравствуй, здравствуй, Аннушка, — взял он в свои руки маленькую ручку учительницы, а потом нагнулся и поцеловал ее.

— Фи! какие обывательские замашки. Это ты в Петрограде научился? — рассмеялась Анна Семеновна, покраснев не то от неловкости, не то от удовольствия. — В институте благородных девиц?

Степан рассмеялся, вспомнив обитателей института, лакомившихся в классной комнате вареной картошкой.

— Как устроилась на новом месте, — спросил он, усадив Анну на стул. — От кого пришла искать защиты в Совдеп? Неужто от Темболата?

— От этого рохли? — сделала удивленные глаза Анна Семеновна. — Да он сам нуждается в защите, хоть милиционера выставляй к учительской: весь день отбою не было...

— От кого?

— От одной расфранченной обывательницы. Такие противные духи... Но я, кажется, отвлеклась. Я пришла к тебе, Степан Андреевич, вот по какому вопросу. Мы сегодня вечером собираем в школе молодежь. Так ты приди, пожалуйста, и поговори с ними. Расскажешь, что происходит сейчас в России и в частности, у нас на Кавказе.

— Это твоя инициатива?

— Нет, Темболата. Он говорит, что нужно поговорить с молодежью так, чтобы она добровольно пошла на службу в красногвардейский отряд и в милицию.