Анатолий Баранов - Терская коловерть. Книга первая.

— А коней с кем оставлю?

— Я посмотрю. Да иди же, а то опоздаешь!

Оставшись один, Микал некоторое время ходил вдоль повозки, разжигая свою ревность мыслями об удачливом сопернике. Проклятый русский! Мало ему Сона, он еще и Ольгу хочет сделать своей любовницей. Да неужели не сойдутся когда–нибудь их тропинки? Ох, и сладка будет минута утоленного мщения! Пойти бы взглянуть, как развернутся события на острове, но с кем оставить атаманских лошадей? Глазом не успеешь моргнуть, как цыгане уведут гнедых. Кого бы оставить вместо себя? Постой–ка, вон, кажется, мальчишка-осетин на арбе сидит, арбуз лопает. Подошел к нему, сказал по-осетински:

— Смотри, ломоть уронишь, ногу отшибешь.

Мальчик поднял кверху черные глазенки, с удивлением уставился на шутника-взрослого.

— Не отшибу, — ответил он после некоторого раздумья и вновь принялся за сочное лакомство.

— Ты с Джикаева хутора? — не отставал от мальчика Микал.

— Ага. Наших тут много: дед Чора с русским сапожником, бабка Бабаева с Асланбегом Караевым, старый Михел...

— Тебя Аксаном зовут?

— Не, — мотнул стриженой головой мальчик. — Я Сослан. А ты Микал, да?

— Хочешь, Сослан, заработать десять копеек? Еще арбуз купишь, больше этого, — не отвечая на вопрос мальчишки, предложил Микал.

— Очень хочу. А что я должен сделать?

— Ничего. Садись на мою повозку и жди, когда я вернусь. Хорошо?

— Хорошо! — весело согласился мальчуган и пошел следом за новым приятелем.

Теперь Микал свободен. Первой мыслью его было — поспешить на остров и, если возникнет необходимость, помочь Кузьме разделаться с их общим врагом. Однако, подумав, он изменил намерение: вначале нужно поговорить с бабкой Бабаевой, пока она не уехала с базара домой.

Он ее недолго искал. Старая колдунья торговала куриными яйцами, заработанными у хуторян ворожбой и знахарством, и ее басовитый, с хрипотцой голос хорошо выделялся из хаоса базарных звуков:

— Яйцо! Бери яйцо! Большой, свежий совсем, только вчера снесла.

Микал подошел к торговке, приложил руку к сердцу:

— Да будет твоя торговля удачливой, нана, — пожелал он ей и уважительно наклонил голову.

— Микал! Лопни мои глаза, это он — сын Тимоша Чайгоз... — старуха вовремя куснула себя за язык, — Тимоша Хестанова, — поправилась она. — Какой стал молодец! Нарядный, красивый. Где ты живешь сейчас? Почему домой не приходил? У твоей матери глаза не высыхают от слез.

— Матери скажи, хорошо живет Микал. Скоро к ней повидаться приеду.

Старуха уважительно покачала массивной головой, закутанной в черную шаль.

— Сона вышла замуж, ты знаешь? — пытливо посмотрела старая сплетница выпуклыми, как у жабы, глазами в самые зрачки молодого собеседника.

— Пошли ей бог удачу, — стараясь казаться равнодушным, ответил Микал, — а ее мужу он удачу уже послал.

— Что послал? — дегтярно-черные зрачки хуторской ведьмы так и впились в тонкие губы Микала.

— Удачу! — не выдержал спокойного тона Микал и, снова понизив голос, рассказал благодарной слушательнице про встречу сапожника с казачкой.

— Ох-хай! Бедная Сона, чтоб ее недостойному мужу попасть поскорее туда, где живут его предки. Как же ей будет тяжело услышать о такой коварной измене.

Теперь можно отправиться на Коску. — Так подумал Микал, но не так распорядилась изменчивая, как мартовская погода, судьба.

Едва молодой осетин отошел от землячки, как его внимание привлек разговор между продавцом-казаком и покупателем-ногайцем. Последний склонил огромную, как котел, шапку над мешком о солью и спросил у ее владельца:

— Неч малат пут?

Казак взглянул на покупателя с явным состраданием, что тому, дескать, приходится говорить на таком некрасивом языке, спросил беззлобно:

— Что ты там бормочешь?

— Он спрашивает, — сколько стоит пуд соли — вмешался Микал, довольно свободно владевший языком степных жителей.

— Скажи ему, по двадцать пять копеек продаю.

— Игирма беш копек, — перевел ногайцу Микал.

Ногаец неодобрительно покачал котлообразной шапкой. Затем, зачерпнув горстью соль, бросил ее в рот и стал грызть наподобие монпансье.

— Яман туз [63] плохая соль (ног.) , — сказал он, проглотив соль и, огорченно вздохнув, предложил по-русски: — Давай по двасать.

Казак возмутился:

— Ты ее, милок, допрежь привези с самого Каспию, а потом продавай по двадцать. Не хочешь брать, не бери, без тебя возьмут, а товар нечего хаять. Ишь князь какой: целую жменю сыпанул в хайло и бай-дюже. Да ежли все так будут пробовать, я проторгуюсь к ядреной матери.

Ногаец, словно устыдясь прочитанной, морали, вынул из–за пояса широких и рваных ситцевых штанов мешок, решительно развернул перед казаком: насыпай, мол.

— Вот так–то и ладно, — повеселел казак и стал насыпать соль широкой, как совок, ладонью в стоящую на чашке деревянных весов меру.

Все шло хорошо до тех пор, пока не наступило время расчета.

— Сдача мал-мала давай, — протянул покупатель продавцу радужную хрустящую бумажку.

Тот взял ее, поднес к глазам.

— Ты чего энто мене суешь, ногайская твоя морда? — зловеще прошипел он, выкатывая глаза и наливаясь багровой синью ярости, — Да я тебе за такие шутки...

— Сдача мал-мала нада, — повторил с меньшей уверенностью ногаец, крайне удивленный внезапной сменой настроения у бородатого казака.

— Я тте! — замахнулся пудовым кулаком дюжий казачина, и плохо бы пришлось щуплому ногайцу, не вмешайся в их торговый разговор Микал.

— А ну покажи, что там такое? — протянул он руку, и голос хорошо одетого молодого казака звучал так властно, что пожилой казаки не посмел ослушаться.

— Картинку какую-сь хотел всучить заместо денег, сволочь, — прорычал оскорбленный наглым обманом владелец соли, протягивая добровольному переводчику радужную бумажку.

«Так это же те самые ярлыки, что лежали в сумке купца, когда он приезжал в гости к отцу!» — вспомнил Микал, разглядывая золотистого двуглавого орла на голубовато-зеленом с оранжевым отливом фоне мануфактурной этикетки.

Люди, подобные Микалу, никогда не задумываются надолго, как поступить при тех или иных обстоятельствах. Еще не зная, как он воспользуется этим благодатным случаем, а уже то самое чувство, которое в народе называется шестым, успело шепнуть ему, что дичь близка и что охотник на горячем следу.

— Кто дал тебе эту фальшивку? — грозно насупил он брови и протянул к приплюснутому носу незадачливого покупателя раззолоченный ярлык с царскими вензелями и гербом.

— Рус купец дала, когда в степ приезжал, корова покупал, — ответив растерявшийся вконец ногаец. Он переводил испуганный взгляд узких глаз с одного казака на другого и нервно переступал с ноги на ногу.