Соломон Смоляницкий - Три века Яна Амоса Коменского

Потом была многолетняя кровавая война. Был свободный и могучий Табор и его непобедимое войско во главе с Яном Жижкой. Была длинная цепь вероломства и предательства панов-чашников и богатой части бюргерства, стоившая тысяч жизней и многих поражений, было пять крестовых походов всей католической Европы против восставших, были великие победы таборитов, всего народного войска, и были Липаны, черный день в памяти чехов...

И все это словно бы вместила в себя Прага, подумал Коменский. Две площади — Новоместская и Староместская — начало и конец войны. Требование Яна Желивского с мостовой Новоместской площади, обращенное к коншелам, и его смерть спустя три года в застенках Староместской ратуши; захват восставшим народом власти в Новоместской ратуше и после пятнадцатилетней борьбы на всей чешской земле — казнь на Староместской площади предводителей таборитов, последних вождей восставшего народа. Начало и конец. Рождение и смерть... «Так что же? — вернулся Ян Амос к своей постоянной мысли. — Где же путь к справедливости, не обагренный пролитой кровью и не ведущий к бедам, к гибели?»

...Неумолимо отзванивает Смерть с косой на башенных курантах Староместской ратуши каждый прожитый час. Конечно, впереди много, очень много часов, но что значит человеческая жизнь в сравнении с часами истории? О, это как посмотреть, разве опыт давно прошедшего не становится достоянием живущих? Пусть так. Однако люди не склонны его использовать. Каждое поколение спешит, не оглядываясь, пройти свой путь и повторяет прежние ошибки и заблуждения. Если бы это было не так, на земле давно бы уже прекратились распри и войны. Разве не естественней мирно договориться о решении возникающих споров? А может быть, все происходит из-за несовершенства человека? Иначе разве могли бы разумные, свободные от низких страстей люди создать общество, где царствует ложь и несправедливость?

Свои размышления Ян Амос закончил вопросами, на которые не было ответа. Не чувствуя усталости, он бродил по Праге много часов, словно бы вместивших века. Солнце уже перешло зенит. Съев припасенный кусок хлеба, Ян Амос двинулся дальше, предполагая выйти к Влтаве, но через некоторое время снова оказался на площади у Староместской ратуши. Пришлось спросить у подмастерья, спешащего куда-то по поручению хозяина.

Парень махнул рукой, показывая в обратную сторону. Но Ян Амос его не послушал — и правильно сделал, потому что через несколько шагов улочка, по которой он шел, неожиданно кончилась и в открывшемся просвете показалась сверкающая серебром река.

Выйдя к берегу, Коменский увидел Карлов мост в обрамлении стройных мостовых башен и невольно залюбовался: так легко, красиво возвышался этот мост над Влтавой, словно сказочная дорога по воздуху, ведущая прямо в королевский замок! Расстояние до Града с королевским замком и собором святого Вита было небольшим, и он виделся отчетливо, в разнообразии живых красок возвышаясь над Прагой, как ее каменная корона дивной красоты в изумруде парков и садов, с серебристой каймой Влтавы у подножия. А на другой стороне Влтавы — стоило только повернуть голову — причудливо громоздились крыши домов, с волшебной гармонией соединяясь с зубчатыми башнями и башенками, высокими кровлями храмов и стройными колокольнями. Там шумел великий город, где рядом с нищетой сверкало богатство, тьму мракобесия разрывала свободная мысль, в ответ на угнетения вспыхивал мятеж.

Прага напоминала, учила, побуждала к размышлениям. И Ян Амос почувствовал: от встречи с Прагой что-то изменилось в нем, какая-то струнка в душе окрепла.

***

Дни сменялись днями, а дорога все уходила вдаль, теряясь среди холмов в густых, шумящих под ветром рощах. Случалось, вечер заставал Яна Амоса среди полей, вдали от жилья, и он устраивался на ночлег где-нибудь на пригорке под деревом, завернувшись в плащ и подложив котомку под голову. Просыпался с первыми лучами солнца, ежась от утреннего холода, и сразу пускался в путь. Туман, медленно растекаясь, плыл над полями, но солнце, поднимаясь все выше, быстро съедало белесые клочья, воздух теплел, насыщался лесными запахами, ароматами распускающихся цветов. И Яну Амосу казалось, что он, как живая частица сущего, участвует в этом вечном круговороте природы.

Оказавшись наедине с природой, Ян Амос с улыбкой вспоминал разглагольствования схоластов на университетских диспутах, для которых главный аргумент — цитата из Аристотеля. И это в то время, когда наука исследует природу, открывая ее великие тайны! Но схоластов, закосневших в своем высокомерном невежестве, уже ничто не переубедит. Беда в том, что они воспитывают себе подобных. Пока школа будет находиться в их руках, туда не проникнет и легкое дуновение жизни. А между тем детей надо учить реальным знаниям, а не забивать головы мертвыми догмами. Школа должна быть другой — не скопищем учителей-невежд и учеников-мучеников, а мастерской, где обучают труду и размышлению, приобщают к познанию окружающего мира. Школа должна воспитывать счастливых людей!

А что такое счастье? Стремление к нему заложено в каждом человеке, Ян Амос чувствовал его и в себе. В чем же оно? В единении со всем миром, с людьми, с жизнью? Он бы ответил так. Вероятно, много путей ведет к этому. Счастье же в том, чтобы найти свой. Где он, его путь?

В мечтах и мыслях быстро летели часы, и Ян Амос иногда не замечал, как солнце клонилось к западу. Голод и усталость возвращали его на землю. Хорошо, если на пути попадалась деревенская корчма, где он мог съесть тарелку похлебки. Но если ее и не было, Ян Амос не огорчался: с легкой душой он довольствовался куском хлеба и свежей водой. Ему полюбились ночевки в лесу, в поле, и, бывало, он просыпался среди ночи от шума ветра в ветвях и смотрел в звездное небо. Как и бездонная синева при свете дня, ночное небо, хотя и по-другому, притягивало его.

Однажды Ян Амос проснулся, вероятно, от потоков лунного света — полная яркая луна прямо над ним тихо плыла по чистому небу. Стояла глубокая тишина, даже воздух, казалось, застыл, чтобы не нарушать ее. В этой тишине мироздания он словно ощутил бесконечность Вселенной. Чувство это было так остро, что перехватило дыхание. Ян Амос закрыл глаза, земля куда-то плыла вместе с ним. Состояние полного покоя, растворения в окружающем, слияния с ним, пришло к Коменскому. Сами собой потекли мысли, одна рождала другую, и снова встали перед ним вечные вопросы, таившие в себе великие тайны бытия, — те самые, которые он нашел в книге Джордано Бруно [43] Бруно Джордано (1548—1600) — выдающийся итальянский мыслитель, материалист и атеист. Задачу философии видел в познании природы, резко критиковал богословие и схоластику. Мировоззрение Бруно формировалось под влиянием теории Коперника, взгляды которого он значительно развил. «О бесконечности Вселенной и мирах». Философ высказывал мысли о бесконечности Вселенной, о возможности существования жизни на других планетах, о том, что Земля не находится в центре Вселенной, а вращается вокруг Солнца. Многое мешало полностью воспринять эти идеи, но и невозможно было их отвергнуть. Это величайший взлет человеческого духа, за который бесстрашный мыслитель принял смерть на костре инквизиции. [44] Инквизиция — специальное судебно-следственное учреждение римско-католической церкви, созданное в эпоху средневековья для борьбы против свободомыслия и антифеодальных народных движений. Говорили, он бросил в лицо своим палачам: «Сжечь — не значит опровергнуть!» И был прав: мысли не горят в пламени костров. Но сколько глубоких мыслей, едва успев родиться, заглушены страхом, ибо топор инквизиции занесен над каждым, кто стремится найти истину! И не напрасно Николай Коперник, лишь будучи на смертном одре, решился отдать в печать свой труд, в котором опровергает геоцентрическую систему мироздания.