Георгий Степанов - Закат в крови [Роман]

Темные брови на бледном лице Врангеля опять болезненно изломались.

— Меня во время болезни без роздыха терзали угрызения совести, — вновь вспомнил Врангель, но генерал-квартирмейстер тотчас же перебил:

— Ваше превосходительство, Петр Николаевич, вы знаете, какое безлюдие царит у нас в Ставке среди старшего командования…

— Я рекомендую на пост командующего Кавказской армией молодого генерала Улагая. Это честный, благородный, с большим военным чутьем военачальник, — сказал Врангель.

— Вы забываете, Петр Николаевич, — перебил Плющевский-Плющик, — Улагай имеет очень нервозный характер и до болезненности самолюбив.

— К тому же, — добавил Романовский, сощурив сонные миндалевидные глаза, — Улагай имеет способность легко переходить от высокого подъема духа к безграничной апатии. Я достаточно наблюдал его во втором кубанском походе.

— Но он всегда близко стоит к своим войскам, живет с ними одной жизнью, — стоял на своем Врангель.

— Нет, — решительно отрезал Романовский, — Антон Иванович не утвердит Улагая в должности командующего армией. Найдет его слишком молодым для такого высокого положения. Только вы, Петр Николаевич, единственная кандидатура, которая устроит и армию, и главное командование. Мы вас просим завтра же выехать в Ростов в штаб Кавказской армии.

В комнату вошла баронесса в черном строгом платье.

Ловкая, небольшая, энергичная, она, улыбаясь и всем поочередно подавая руку, бойко говорила:

— Я лишена, господа, возможности не слышать вашего разговора, так как наша квартира состоит всего из трех смежных комнат. Я уж лучше буду здесь открыто присутствовать, нежели скрытно за дверными занавесками. Я должна сказать: Петр Николаевич едва оправился. Он еще нуждается в домашнем уходе и моем присмотре.

— Мы вам верим, Ольга Михайловна, — сказал Плющевский-Плющик, — но один из донских корпусов ушел за Дон, сдав станицу Богаевскую, которая находится всего лишь в одном переходе от Новочеркасска. Советские войска переправились на левый берег Маныча, угрожают Владикавказской железной дороге, тылу и сообщениям Кавказской и Добровольческой армиям. Нужен сильный, авторитетный полководец, чтобы выправить положение.

— Завтра сам главнокомандующий выедет в Тихорецкую для непосредственного командования на царицынском направлении, — сообщил Романовский. — Вы должны отпустить Петра Николаевича.

Романовский, вопреки привычке не смотреть в лицо собеседника, говоря с баронессой, глядел прямо ей в глаза.

— Но ведь Петр Николаевич дал обещание устраниться от гражданской войны, — напомнила баронесса.

— Если люди, подобные Петру Николаевичу, станут уходить с поля брани, — сказал Романовский, — тогда на кого же рассчитывать?

— Но неужели уже завтра необходимо выехать?

— Да, всякое промедление сейчас смерти равно.

— Мадам и ваше превосходительство, — вдруг обратился к чете Врангель Эрлиш, — я, как представитель Франции, от имени ее и лично от себя тоже смею почтительно просить вас выполнить великий долг как перед вашей истерзанной родиной, так и перед ее верными союзниками.

— Хорошо, я завтра выеду в Ростов, — решил Врангель.

Начало мая 1919 года было резким поворотным моментом в истории вооруженных сил Юга России. Советский фронт дрогнул, и все белые армии от Каспийского моря до Донца и от Донца до Черного моря двинулись в решительное наступление.

Улагай, к которому благожелательно относился Врангель, наступал царицынским шляхом севернее Маныча, продвинувшись более чем на сто верст, достигнув станции Торговой на реке Сал, и в боях у Приютного, Ремонтного, Гребневского нанес сильный удар 10-й армии, захватив обозы и тридцать орудий.

Командующий Царицынским фронтом Егоров направил на Улагая шесть полков конницы Думенко, но она была замечена белой авиацией и рассеяна бомбовыми ударами с воздуха.

Конная группа Врангеля переправилась через Маныч и после ожесточенных боев, длившихся трое суток, овладела Великокняжеской.

Кавказская армия с 8 мая под командованием Врангеля начала усиленное продвижение к Царицыну.

В боях с 20-го по 24 мая развернувшаяся в степях Кавказская армия, и особенно 1-й корпус, понесла тяжелые потери как в казаках, так и в командном составе. Был тяжело ранен в голову генерал Бабиев — тоже любимец Врангеля. И даже авиаглав армии полковник Ткачев, производя воздушную разведку, получил ранение винтовочной пулей в руку и на своем одноместном самолете, руля одной рукой, едва дотащился до степного железнодорожного полустанка, занятого белой конницей.

В начале июня войска Кавказской армии атаковали царицынские укрепления. Двухдневные кровопролитные атаки окончились большой потерей сил и отходом частей Кавказской армии к реке Червленой.

Врангель потребовал от Деникина подкреплений не только войсками, но и бронепоездами, танками и авиацией.

Третью неделю в доме Ивлевых в комнате Инны жил Олсуфьев, оправляясь от ранения.

Утром 30 мая он прочел в газете «Великая Россия», издаваемой Шульгиным в Екатеринодаре, приказ главнокомандующего Вооруженными силами Юга России № 145:

«Безмерными подвигами Добровольческих армий, Кубанских, Донских и Терских казаков, и Горских народов освобожден Юг России, и русские армии неудержимо движутся вперед к сердцу России.

С замиранием сердца весь русский народ следит за успехами русских армий с верой, надеждой и любовью. Но наряду с боевыми успехами в глубоком тылу зреет предательство на почве личных честолюбий, не останавливающихся перед расчленением Великой Единой России.

Спасение нашей Родины заключается в единой Верховной власти и нераздельным с нею единым Верховным Командованием.

Исходя из этого глубокого убеждения, отдавая жизнь свою на служение горячо любимой Родине и ставя прежде всего ее счастье, я подчиняюсь адмиралу Колчаку как Верховному Правителю Русского Государства и Верховному Главнокомандующему Русских армий.

Да благословит Господь его крестный путь и да дарует спасение России.

Генерал-лейтенант Деникин».

Прочитав приказ, Олсуфьев недоуменно уставился на Ивлева:

— А говорили, что Деникин чуть ли не претендует на престол царя. А тут вдруг этот приказ, добровольное признание Колчака верховным правителем России…

— Оказывается, совсем немного надобно, чтоб обмануть нас, — усмехнулся Ивлев, стоя за мольбертом. — Идея подчинения адмиралу Колчаку принадлежит вовсе не Деникину: она продиктована Парижским совещанием, где под крепким нажимом союзных правительств было решено немедленно подчинить Деникина Колчаку.

— Откуда тебе это известно? — не поверил Олсуфьев.