Георгий Степанов - Закат в крови [Роман]

— Да, да, — подхватил Рубин, — мы уполномочены выяснить сейчас все…

Ясный солнечный день блистал яркой синевой безоблачного неба. Хуторские дворы белели садами цветущих вишен и яблонь. Ширь просторных полей густо зеленела травами и озимыми хлебами. Был один из прекраснейших майских дней, какие нередко случаются на Кубани. Но в этот час, кроме Глаши, кажется, никто не замечал ни цветущих хуторских садов, ни синевы ясного небосвода, ни мягкой зелени полей.

Броневики, грозно остановившиеся неподалеку от хутора Романовского, встревожили восставших, и казаки целыми ватагами потянулись но выгону. Вооруженные винтовками, охотничьими берданками и ружьями, ручными пулеметами и гранатами, шашками, кинжалами, даже пиками, одни ложились в наспех вырытые окопы, другие скакали верхом. Но, так как броневики не стреляли, а красноармейцы махали белыми платками, вскоре многие казаки подошли ближе.

В их коричневых от загара и обветренных лицах Глаша не видела ничего злобного, но в голосах слышалась крайняя возбужденность:

— Ишь, закрылись каратели в броню!

— Ции машины дюже схожи с черепахами…

Когда Рубин залез на башню броневика, один рябоватый казак тотчас же заметил:

— А комиссар ебрей-то!

— Послухаем, шо вин хоче казаты!

— Товарищи казаки! — начал Рубин. — Зачем собрались лагерем и вооружились? Почему думаете, что Советская власть хочет вам зла? Разве не видите: у нас броневики с пулеметами, но мы не открываем огня, мы намерены с вами мирно договориться обо всем.

— Мы тож против кровопролития! — крикнул какой-то белобородый старик. — Мы ж не пишлы за кадетом Корниловым, ни за войсковым атаманом Филимоновым!

— Чем вы недовольны, станичники?

Резкий голос с запинкой выкрикнул:

— Никитенко и Голубь дюже забижают! Шо ни день, то нова контрибуция.

— Мы требуем порядка и шоб не было карателей! — добавил казак в высокой коричневой папахе.

— Порядка требуйте от местного Совета, — сказал Рубин.

— Для Никитенко и Голубя Совет ничого не означав.

— Для них закон не писан!

— Говорите не все разом!..

Но казаки продолжали кричать хором:

— Мы не против Советской власти!

— Мы встали защищать порядок!

— Казаки привыкли к порядку!

— Голубь творит бесчинства!

— Какие же именно бесчинства? — старался перекричать казаков Рубин.

— Его кобели насилуют наших жинок и дочек!

— Рабочих лошадей отбирают…

— Его опричники хватают и расстреливают ни за што самых почетных стариков…

К Глаше протиснулся молодой худощавый казак с лиловыми рубцами на бледном лице:

— Може, ответите, за шо Голубь и Никитенко держут цилый мисяц в кавказской тигулевке мого батьку?

— А может, он того заслуживает? — заметил Рубин.

Сразу же несколько голосов запротестовало:

— Никитенко безвинных судит и ставит к стенке.

— Нет от его опричнины жизни…

— В отряд Голубя собрались отпетые бандюги, бывшие конокрады, ворюги…

— Они сказнили десятки казаков.

— Кого же именно? — спрашивал Рубин и обернулся к Глаше: — Я вас попрошу записать фамилии расстрелянных!

И как только Глаша взялась за карандаш, со всех сторон начали выкрикивать:

— Запиши Петренко Ивана Харитоновича…

— Мого брата Ефима Горобченко…

— И мого — Петра Грищенко…

— Крамаренко… Крамаренко…

— Ты, товарищ коммунистка, — кричал прямо в ухо рябоватый казак, — запиши Куценко Василия Григорьевича! Царство ему небесное! Его тильки вчора прикончили на станции Кавказской. Это мой тесть!

— Трофима Кондратенко!..

Глаша быстро записывала.

— А кто из женщин пострадал? — поинтересовался Рубин.

— Кто ж вам це скаже при всем народе! — проговорил казак в черной рубахе, подпоясанной кавказским поясом с набором.

— Срамить своих жинок не захоче! — подтвердили другие.

— Казаки собрались с оружием, шоб не допустить рушить наши казачьи семьи и звычаи.

Вдруг среди папах и картузов замелькали белоснежные косынки и цветные полушалки. Узнав, о чем гуторят казаки с комиссарами, женщины все враз закричали. А передние, сбивая с голов косынки и платки, разъярясь, кидались к Рубину.

— Из-за безбожников и грабителей Голубовских не удержать во дворах ни курки, ни гуски. Они так и шастают, так и шныряют по клуням и курятникам. И ще охальничают и девок портют…

— Доброму хозяину нема миста в станице.

— Каждого в трибунал тянут.

— Никитенко лишает жизни мужей и батькив.

Прижатый к броневику, Рубин тщетно пытался успокоить казачек:

— Неужели не можете тише? Не все разом!..

Грудастая, пышнотелая казачка кричала в самое лицо комиссара:

— Где мой супруг? Где сничтожил его Никитенко? За что?!

Шофер, могучий, крутолобый парень, видя, что Рубину несдобровать, завел мотор.

— Расступись, а то раздавлю. Дай развернуться!

Двое матросов из команды броневика на ходу втащили Рубина внутрь машины и выставили наружу штыки.

— Мы отзовем Никитенко и Голубя в Екатеринодар! — кричал Рубин. — Чрезвычайный штаб обороны призовет их к порядку.

Давая проход автомобилю, казаки что-то еще кричали, грозно размахивали шашками и ружьями.

— Де-ла! — сокрушенно вздыхал Рубин, усевшись рядом с Глашей. — Если немедля не убрать Голубя и Никитенко, казаки не сложат оружия.

Глаша молчала: все виденное и слышанное окончательно утвердило в мысли, что коммунистам на Кубани предстоит проделать гигантскую работу по ликвидации огромного числа узурпаторов, подобных Золотареву, которые озлобляют население, позорят советские органы; нужно арестовывать и расстреливать их без пощады.

— Я предлагаю сейчас же взять под стражу обоих, — наконец сказала она.

— Нет-нет, мы должны действовать осмотрительно, — твердил Рубин. — Прежде всего надо проверить все. Мало ли что куркули наговорят. За их спинами действуют корниловские агенты. И это они подбивают казаков на вооруженные бунты.

Глаша нахмурилась.

На околице станицы броневику преградил путь рыжеусый человек в солдатской шинели нараспашку. Он стоял посредине улицы, раскинув руки в стороны.

— Я местный коммунист Иваненко, — назвался он. — Я хочу, товарищ комиссар, доложить вам: Никитенко чернит и подрывает престиж нашей Советской власти. Все его ухватки — в личную пользу. Он имеет крупные суммы. У него нет ни совести, ни чести. Он считает, что пришел момент хорошенько погреть руки, пользуясь властью. Примите меры против таких! Иначе вся Кубань поднимется… Всех озлобят они на Советскую власть и коммунистов.

Броневик подкатил к широкому крыльцу ревкома, на котором сейчас больше, чем прежде, сидело бойцов из отряда Голубя. У многих теперь на поясах болтались ручные гранаты.

Растолкав красноармейцев, к автомобилю проворно подбежал высокий, тонкий в талии молодой человек в нарядном френче и галифе. Протянул руку Рубину: