Николай Хайтов - Капитан Петко-воевода

Так и шли дела — чем дальше, тем и хуже, когда однажды поутру в начале декабря не постучался в дверь Тахир-бея один софта (учитель медрессе). Привратник не сумел хорошо разглядеть лицо благочестивого служителя божьего, потому что из-за хмурой, холодной погоды у того даже брови и уши были закутаны чалмой. Софта желал повидать бея по важному делу. Для столь важных персон двери дома всегда открыты; привратник без особых колебаний открыл калитку, ввел незнакомца во внутренний двор и пошел доложить своему господину. Немного погодя он вернулся и сообщил смиренно ожидающему священнослужителю, что Тахир-бей будет счастлив выпить чашечку кофе со своим ранним гостем.

Слуга проводил незнакомца до гостиной и возвратился на свой пост. Гость низко, по обычаю, поклонился хозяину и сообщил, что должен передать Тахир-бею тайное и весьма важное послание от Халил-бея из Гелибола. Произнося эти слова, он выхватил из складок одежды не свиток, а кинжал.

— Я Петко-воевода. Не шевелиться, а то убью на месте! — предупреждает необычный посетитель и в нескольких словах объясняет, что при нем достаточно оружия, чтобы уничтожить не только самого бея, но и всю его семью, если только тот посмеет пикнуть.

Окаменевший от неожиданности и страха бей наполовину словами, наполовину жестами обещает покориться и молчать. Разговор недолог. Во-первых: Тахир-бей немедленно выпустит на волю всех болгар и греков, арестованных по подозрению в сообщничестве с Петко. Во-вторых: Тахир-бей дает клятву, что никогда больше не станет преследовать неповинных. И в-третьих: пусть бей не вздумает преследовать воеводу, потому что все предусмотрено и если что с ним случится, дом каймакама будет обращен в прах и пепел.

Тахир-бей безоговорочно подчинился всем этим требованиям и в подкрепление своих слов торжественно поклялся Аллахом и пророком его Мухаммедом. Отвесив еще один глубокий поклон, гость неспешно, с достоинством покинул гостеприимный дом и вскоре, никем и ничем не потревоженный, затерялся в кривых улочках Эноса.

На следующий же день все узники Эносской тюрьмы были выпущены на свободу, и пока Тахир оставался в Эносе каймакамом, ни у одного неповинного болгарина с головы не упало ни волоска.

После случая с Эносским каймакамом Хакы-бей окончательно уразумел, что нет в вилаете силы, которая могла бы одолеть Петко или помешать его мщению. Если у «проклятого разбойника» хватило смелости заявиться к самому каймакаму, то он в любую минуту может проникнуть в дом и к нему, Хакы-бею, или даже в кофейню, куда бей трижды в день ходит пить кофе. Разве не может случиться, что однажды они окажутся там рядом, плечом к плечу? Или что бей застанет Петко в собственной спальне с кинжалом в одной руке, с пистолетом в другой?

Опасность была вполне реальной, Хакы-бей хорошо это понимал. Сон бежал от него, кофе потерял всякий вкус, на улице он то и дело озирался, а дома по нескольку раз проверял, надежно ли заперты двери. Тем временем имение его все больше приходило в упадок, на полях вместо хлеба росли сорняки, и хотя охваченные страхом пастухи пасли овец под вооруженной охраной, стада коров и табуны лошадей непрерывно таяли.

В этих мрачных раздумьях прошла зима и наступила весна 1872 года. Все вышли в поле пахать, а бей по-прежнему не смел из дому носа высунуть, не то что поехать к себе в имение. И мало-помалу уверившись, что не спасут его никакие карагалары и каймакамы, пришел он к мысли попросить у гайдука прощения. Единственное спасение для него — мир с Капитаном Петко! И вот в один прекрасный день Хакы-бей пригласил к себе какого-то грамотея и продиктовал письмо следующего содержания:

«Господину Капитану Петко

в Лесные дебри.

Случай, что произошел прошлый год в местности Тешрини-Эвел в нашей кошаре, когда черкесы неожиданно напали на вас с целью лишить вас вашей драгоценной жизни, но бог уберег вас от сей напасти, и еще помогла тому вера ваша в господа-бога, а тех, кто в бога не верует, он послал вас покарать их, и понесли они кару, и божья воля исполнилась.

Господин Петко,

не подумайте, что с двоедушием говорю вам сие. Нет! Нет! Это говорят все, без различия веры и народности, публично, и посему я присоединяюсь к мнению публики и прошу вас простить вину сына моего Али-бея и мою вину тоже, ибо как сын, так и я — мы были введены в заблуждение властями и сделались виновными в том позорном для рода человеческого зрелище. И памятую о том, что вы с божьей помощью уже отомстили виновным, то по этой причине и высказанному мной выше убеждению я склоняю голову перед вашей стальной волей и прошу у вас милости и прощения, а какой понесли вы материальный урон, я вам его возмещу, веря в великодушие геройского вашего слова и надеясь, что просьба моя не останется без ответа.

Письмо сие отдаю для передачи вам Панайоту Васеву, и то, что вам угодно будет приказать, прикажите через него, ибо он человек верный.

Это послание было передано Капитану доверенным человеком бея вместе с множеством подарков и устными заверениями, которые склонили воеводу принять предложенный мир, однако с одним важным условием: Хакы-бей должен поклясться, что никогда в его владениях не совершится ни одно насилие над работающими там христианами, и кроме того он заплатит отряду дань в размере 3330 турецких лир. Хакы-бей с великой радостью принял условия Петко и ни разу не нарушил данного слова [19] Истины и справедливости ради следует признать, что за исключением Османа-аги, которому Петко сбрил бровь и ус, за все годы его гайдуцкой деятельности не было случая, чтобы турок, дав честное слово, обманул его или предал. Карагалары и каймакамы, преследовавшие Капитана, часто бывали бесчестны и жестоки, но данному слову турки обычно не изменяли. .

Так, после двухлетних перипетий, поединок между Петко и Хакы-беем закончился полной победой гайдука, перед «стальной волей» которого богатей-турок склонил смиренно голову.

На этот раз в игры был вовлечен высокий полицейский чин из Адрианополя, хорошо известный в округе, бинбаши Арап-Хасан. После того, как местные карагалары и каймакамы не сумели справиться с Капитаном Петко, а могущественный Хакы-бей склонился перед его «стальной волей», Арап-Хасан поклялся Вали-паше, что не пройдет и года, как он рассчитается с гайдуком. Ему, разумеется, был известен злополучный опыт Осман-аги, в свое время поклявшегося сделать то же самое, но, тщательно изучив действия Осман-аги, Арап-Хасан решил, что не повторит его ошибок.