Евгений Иванов - Меткое московское слово

— Ты за сколько мне свой товар продал? — спросит поставщика. — За три рубля? Деньги получил?.. Через полчаса такую еще принеси — я тебе десять заплачу. Не хлопай в другой раз глазами!

Впервые он появился на толкучках с несколькими рублями в кармане, одетый в старую казенную солдатскую шинель, позднее был крупным финансовым деятелем серьезного рынка. Коли книга подходила, в цене не стоял.

— Дорого покупает, — говорили про него, — дорого и продаст! Книгу не упустит, торгуется, двадцать раз понемногу накинет и выдерживает продавца…

Имел он и учеников в деле — Михаила Ивановича Логинова и И. Иваницкого, впоследствии связанных с совершенствованием советской букинистической торговли.

Известный всей научной и литературной Москве Афанасий Афанасьевич Астапов был неизменным «сидельцем» Проломных ворот. Про него говорили: «Святой сиделец Проломных ворот, преподобный девственник отец Афанасий». Происходил он из серпуховских крестьян, был человеком начитанным, любившим свое занятие, и слыл мастером «по-умному» говорить. Его деревянная, не отапливавшаяся в зимнее время лавочка считалась местом собраний самых культурных людей того времени. Сходились там университетские профессора и видные писатели. Одиночество и замкнутая жизнь создали вокруг Астапова всевозможные шутки, иногда нескромного характера. После его смерти сохранились печатные каталоги торговли, широко при жизни владельца расходившиеся по рукам.

Павел Федорович Яковлев был книжным бессребреником. Денег никогда не имел и не мог иметь, ибо обслуживал беднейшую интеллигенцию. Дешево покупал, дешево продавал и всегда оказывался должным. Покупатели шли к нему не только за приобретением, а и по знакомству, порою занять несколько рублей. Иногда, впрочем, с этой же целью обращался к ним и сам владелец магазина, если можно было так назвать крохотную лавочку в Козьмо-Демьянском переулке.

Принесут ему на продажу книги, а он обязательно воскликнет:

— Боже мой, что вы со мной делаете, я дешево продаю, где столько заплатить?!. Денег у меня нет.

Последнее у этого приятного, очень начитанного и интересного человека было, как я уже говорил, горькой хронической действительностью. В его лавочке рылись чаще всего пустокарманные ученые, находившиеся с владельцем только в теплых, дружеских отношениях и не дававшие дохода. Недаром и прозвали его «профессорский поставщик». Склад товара имел он тоже в оригинальном помещении — где-то на одной из церковных колоколен Знаменки. {9} 9 Знаменка — ныне ул. Фрунзе.

Серьезным знатоком считался еще Иван Михайлович Фадеев, конкурировавший в осведомленности с Шибановым. Еще при жизни А. А. Астапова он приобрел его многолетнее собрание. Книгу любил, выдерживал, платил дорого и недешево продавал. Ценили его мягкий тон, солидность и положительность: дорог Фадеев, но уважителен и в пояснении прямой. От Шибанова к нему первый ход по нашей линии! Цену не переменит, а враз скажет…

Систему торговли и знания от Фадеева отчасти воспринял Николай Александрович Слезкин, продолжавший и потом работать в советских букинистических организациях. «Слезкин — фадеевская дорога».

Матвей Иванович Шишков, ученик И. И. Леонова, {10} 10 И. И. Леонов — см. также с. 75. один из крупнейших знатоков и организаторов букинистической торговли.

— Книжный король по знанию, выше его не было и нет!.. — шутили о нем заглазно любители. — Профессор, а не человек!

Владимир Васильевич Копылов, начавший свой путь от Сухаревской палатки и позднее имевший лавку на Большой Никитской против консерватории. Мягкий, доступный и «сходный» продавец. Прозвали его за это букинистические балагуры «божеский книжник».

В описываемый период среди издателей появилась некая вдова Ольга Николаевна Попова, занимавшаяся выпуском запрещенной литературы. Вышли тогда у нее книги «Очерки современных казней», где подробно описывались смерти Каляева и Балмашова и Асина «Страшно жить»… По административному распоряжению оба издания подлежали конфискации и уничтожению. Прятали их частями в различных складах. За распространение их взялся книжник Дмитрий Сергеевич Симаков, на первых порах удачно. Симаков был выучеником варшавского магазина Карбасникова и последовательно прошел большую школу делового, знающего продавца. Обстоятельства забрасывали его и в сухаревскую палатку Семена Мироновича Ширяева, прозванного благодаря сходству с портретом поэта «Пушкиным», и «на развал», и на бульвар, и опять возвращали в лучшие магазины, как, например, в «Труд» издателя газеты «Борьба» Сергея Аполлоновича Скирмунта. Симаков и «поохотился» провести книгу. Подобрал помощников-разносчиков Василия Эскина и Илью Красикова. В десять тысяч тираж «раскинули» удачно. Совали в пачки, маскировали лубком, календарями и т. п. Только гладко дело это все же не прошло. Ночные полицейские арестовали всех. Выбраться впоследствии из арестного дома удалось с затруднениями и с ухудшением в положении. Всех взяли на учет.

Сергей Аполлонович Скирмунт, открывший магазин «Труд» и издававший газету «Борьба», был известен тем, что первый сделал попытку ввести в те времена нормальные условия для работников книжного прилавка. Он установил посещение магазина врачом, выдачу служащим субсидий из личных средств, сытные обеды и оплаченный отдых в Крыму. Только — надо быть откровенным — по воспоминаниям его бывших работников, «субсидиями» крепко злоупотребляли. Для того чтобы получить их, прибегали к фиктивным «письмам из деревни», извещающим о падении коровы, о смерти близких и т. п. Полученные же деньги расходовали по назначению, которое подсказывалось открытыми в прежнее время на каждом шагу «монопольками», трактирами, «низками» и т. п. Известно, что за издание «Борьбы» С. А. Скирмунт был позднее заключен на три года в крепость.

Василий Иванович Симаков, неутомимый собиратель и издатель народных частушек, тесно связал себя с книжной торговлей. Это был образец корректного и доброжелательного отношения к покупателю. К нему можно было ходить не столько для приобретений, сколько для разговоров на общие темы. Да и личная библиотека его по фольклору заслуживала и заслуживает большого внимания. Нет ни одного интересного издания, которое он пропустил бы.

Про него слышал:

— Насчет частушки спросите Василия Ивановича. Больше не к кому направить. Он и по песне имеет собрание. Сам любитель громадный!..

Действительно, этот бывший крестьянин, на четверть букинист и на три четверти любитель и собиратель, всегда удивлял настойчивостью, с которой хранил образцы острословной народной речи. Их у него, по его словам, набралось в конце концов более пятидесяти тысяч. Видимо, отсутствие средств подвело Василия Ивановича к путям торговли. Нутро у него, по выражению букинистов, было другое!