Евгений Иванов - Меткое московское слово

— За себя сам и отвечаю. Не хотели добром уступить, мокрую теперь давайте!..

Поневоле согласятся, а через час она продается уже в «проломе» с откровенными пояснениями:

— Продавца подпутал, надо же выпить!..

Жил Павлов на Хитровом рынке в доме Ярошенко, принципиально не имел кошелька и всегда, даже ночью, держал деньги в кулаке. Чтобы сделать у него товарищеский заем, достаточно было подойти к сонному, разжать пальцы и взять сколько требовалось. Так и поступали.

Александр Михайлович Старицын, знающий антикварий, имел торговлю в Леонтьевском переулке. {14} 14 Леонтьевский пер. — сейчас ул. Станиславского. Любил, подобно К. Н. Николаеву, указывать своим продавцам на их ошибки.

— Сколько тебе, — спросит, — за товар заплатить?

— Да пять рублей, по-свойски.

— Ну, на… А почему семь не просил? Я бы и семь дал! Теперь только поздно, дело сделано!

Владимир Захарович, фамилии его никто помнит, ибо все знали только имя и отчество большого чудака и оригинала. Он занимался ручной перепродажей книг в палатки, больше же собиранием коллекции портретов, совершенно не известных ему лиц. На мастерство, технику художника он не обращал при этом внимания, а только требовал, чтобы изображение было обязательно написано на холсте и масляной краской. Платил от двадцати пяти копеек до трех рублей за экземпляр и никогда не выше. Изображения попадались иногда изумительно безобразные, но это не останавливало составителя картинной галереи. После его смерти портретов насчитали до тысячи. Большая часть их, после осмотра специалистами, была направлена родственниками в утиль. Об этом приходится пожалеть, ибо из них составилась бы прекрасная и единственная в своем роде выставка былого типажа. Я встречал его в палатках и лавочках Устьинского моста, где он временно заменял уходивших на чаепитие букинистов. Предлагавшиеся им книги носили характер религиозно-поучительный и сбывались только случайно. Звали его Старый Любитель или Рембранд.

Иван Петрович Сотников, выросший из любителей и собирателей библиотеки. Бойкий культурный букинист, обладавший способностью доставать самые редкие и интересные книги. За глаза прозывали его «живец» и «почтовая марка». Последнее прозвище связывалось с составлением и продажей коллекций заклеенных в конверты почтовых марок.

Павел Алексеевич Кудрявцев — молодой букинист, променявший на новое занятие портфель юриста. Вначале старые книжники косились на новичка, но вскоре свыклись и даже говорили: «Крепко в покупателя книгу вкладывает!.. В наше дело человек вместился, и по себе мягкий… Таких мы людей мало встречали…»

Московское товарищество писателей приютило у себя молодого букиниста и поручило ему антикварный отдел. Вероятно, для всех знающих это лицо характеристика книжников покажется исчерпывающе правдивой.

Слышал я еще от букинистов упоминания о хорошем специалисте Иване Ивановиче Леонове, перешедшем из палатки у Устьинского моста в магазин на Моховую улицу, о бывшем чиновнике Студеникине и других. Только характеризующих всех их материалов мне собрать не удалось, да и не особенно типичны слышанные о них рассказы.

Интересен порой бывал сам процесс приобретения книг в старых букинистических магазинах.

Входил незнакомый покупатель.

— Что пожелаете? — с поклоном обращался к нему продавец.

— Из романов позвольте что-нибудь выбрать, — как-то нерешительно и неуверенно отвечал посетитель.

Через мгновение перед ним вырастала книжная гора. Следовала процедура длительного и безрезультатного рассматривания, разбора, а с ними и нахваливания товара.

— Ничего не изволили выбрать? — вновь интересовался уставший от напряжения продавец. — Подходящего для себя не нашли? — И тут же, по опыту, догадывался: — Дозвольте вам лучше «Гигиену новобрачных» или «Грехи молодых людей» предложить. Такие книжечки, что без слез не прочитаешь. Не откажите посмотреть.

«Гигиена» с «Грехами» так же ловко, как и романы, появлялись на прилавке.

— А какая цена?.. — оживлялся выбирающий.

— Три рубля пятьдесят-с!

— Что дорого? Хотите три рубля, и покупателем вашим буду. Три, больше не дам…

Магазиновладелец нетерпеливо постукивал пальцами по ящику кассы.

— Колото? — тихо спрашивал продавец.

— Коли! — доносился до его слуха ответный полушепот.

— Извольте, для первого знакомства уступим, впредь нас посещайте!

Платились деньги, и книги исчезали в кармане нового владельца. Когда наконец хлопала входная дверь, то следовало деловое хозяйское замечание:

— С чего начал-то, романы ему дай! О себе прочитать захотелось, а сразу постеснялся сказать!

Разнородных, подобных приведенному, примеров наберется немало.

А вот, в противоположность действительной мягкости, доброте и искренней доверчивости упомянутого в очерке Соколова с Никитской, одна из многочисленных типичных проделок так называемых «прохладных торговцев морожеными пирогами с пустой гусиной начинкой». Залежатся какие-нибудь поврежденные разрозненные издания, да такие, что и продать некому. Все от них отказались. Тогда начнут их «наваливать» какому-либо частному посетителю развала, наивному и простодушному покупателю — в долг, без денег. «После, — скажут, — когда-нибудь будут деньги, занесете. Кстати, захватите с собой! Мы вам верим. Может, кое-что и почерпнете в них. Возьмите с партией… пожалуйста, свой человек, возьмите. Они у нас пройдут, да тяжело с собой носить. Бывают и на них любители, ищут даже для вырезки. Такому только дай — не два рубля, как с вас прошу, а пять отдаст. Вы мне пособите — домой к хозяйке полегче итить, у меня ревматизма в ногах…»

Последний иной раз согласится. Почему, подумает, и не взять на льготных условиях, книги, будет случай, понадобятся… не мне, так домашним, пусть себе лежат, не нужно, а лежат… квартиры им не снимать… Надо выручить честного человека. Вот поди ж ты — верит мне, а мы их плутами считаем!.. А иной от сердца еще добавит: «Не запускайте ревматизма, советую вам к врачу хорошему обратиться, болезнь неприятная!»

И сделка совершится без риска для продавца, ибо товар, как сказано, все равно ничего не стоящий.

А потом букинисты знали и способ, как быстро учинить за «барахло» расчет с своим клиентом. И способ верный! Встретит кредитор своего покупателя в компании знакомых или просто при посторонних лицах, развязно подойдет к нему и начнет громко, с обидой в голосе, говорить:

— Эй, должник, должник! Что же деньги не платите, должок есть за вами. Долго, долго не несете и сами пропали. Пора, пора! Нехорошо так делать, очень нехорошо!

Не ожидающий подобного выступления растеряется, сконфузится и поскорее поспешит отдать имевшиеся при себе, часто последние, деньги. А добившийся своего «воротный», или «ветряной продув», вежливо кланяясь и неожиданно смягчая тон, продолжает: