Бернард Корнуэлл - 1356. Великая битва

– Мадам! – вновь возмутился Роланд.

Женевьева сплюнула:

– Семь лет назад, когда Бертилле исполнилось двенадцать, ее привезли к де Лабруйяду и выдали за него замуж. Ему было тридцать два, и его интересовало ее приданое. Какой выбор у нее был? В двенадцать лет!

– Она состоит в законном браке, освященном Богом.

– За мерзким чудовищем, противным Богу.

– Она его жена, – не сдавался Роланд, хотя чувствовал себя определенно не в своей тарелке.

Он уже жалел, что подрядился на этот подвиг, но раз взялся, то честь обязывала довести дело до конца, поэтому они продолжали путь на север. Путники остановились в таверне на рыночной площади Жиньяка, и Роланд настоял на том, что будет спать перед дверью комнаты, в которой расположилась Женевьева. Его оруженосец заступил в дозор вместе с хозяином. Оруженосцем был смышленый четырнадцатилетний парень по имени Мишель, которого Роланд воспитывал в духе рыцарства.

– Я не доверяю людям графа де Лабруйяда, – объяснил юнцу Роланд. – Особенно Жаку. Поэтому будем спать здесь с мечами наготове.

Ратники графа день напролет пялились на белокурую Женевьеву, де Веррек слышал смешки за спиной и подозревал, что латники обсуждают пленницу, однако за всю ночь они не предприняли попытки пройти мимо Роланда. На следующее утро кавалькада поскакала далее на север и свернула на большую дорогу, идущую на Лимож. По пути Женевьева изводила Роланда, высказывая предположения, что ее муж сбежал из Монпелье.

– Он не такой дурак, чтобы попасться, – сказала она. – И безжалостен в своей мести.

– Я не боюсь сразиться с ним, – заявил Роланд.

– Значит, вы глупец. Полагаетесь на свой меч? Может, даже называете его Дюрандаль? – Женевьева расхохоталась, когда рыцарь покраснел, потому как ее догадка явно оказалась верной. – Но у Томаса есть кусок черного тиса, – продолжила женщина, – и пеньковая тетива, и стрелы из ошкуренного белого ясеня. Вам доводилось встречаться лицом к лицу с английским лучником?

– Он будет сражаться благородно.

– Не будьте так наивны! Томас обманет вас, вокруг пальца обведет и выведет, и к исходу боя вы будете утыканы стрелами, как щетка ворсом. Может статься, он уже опередил нас! Что, если лучники поджидают на дороге? Вам их не увидеть. Первое, что вы почувствуете, – это удары стрел, потом услышите ржание лошадей и увидите смерть своих воинов.

– Она права, – вставил Жак Сольер.

Роланд браво улыбнулся:

– Они не станут стрелять, госпожа, из страха попасть в вас.

– Ничего вы не понимаете! С двух сотен шагов лучники стрелой могут снять соплю у вас под носом. Они будут стрелять.

Женевьева прикидывала, где сейчас Томас, и боялась, что снова попадет в лапы Церкви. Боялась за сына.

Следующую ночь они провели в странноприимном доме монастыря, и опять Роланд охранял ее порог. Других выходов из комнаты не было, она не могла сбежать.

На дороге, перед тем как прибыть в монастырь, они разминулись с группой торговцев с вооруженной охраной. Женевьева крикнула им, что захвачена против воли.

Купцы обеспокоились, но Роланд с присущей ему холодной вежливостью объяснил, что это его сестра и что у нее не все дома. Он говорил так всякий раз, когда Женевьева обращалась к встречным.

– Я везу ее туда, где монахини за ней присмотрят, – сказал он.

Купцы поверили и пошли дальше.

– А вы не считаете зазорным прибегать ко лжи, – поддела Женевьева рыцаря.

– Ложь, произнесенная ради богоугодного дела, – это не ложь.

– Так это богоугодное дело?

– Брак – священное таинство. А я всю свою жизнь посвятил богоугодным делам.

– И поэтому храните девственность?

При этих словах он вспыхнул, потом нахмурился, но все же ответил на вопрос серьезно:

– Мне было открыто, что моя сила в бою покоится на целомудрии. – Роланд помолчал и посмотрел на пленницу. – Так сказала мне Дева Мария.

Женевьеве хотелось уколоть рыцаря, но что-то в его тоне сдержало готовую сорваться насмешку.

– Как это случилось?

– Она была прекрасна, – печально промолвил Роланд.

– И разговаривала с вами?

– Богородица спустилась с потолка часовни, – рассказал рыцарь, – и поведала, что, пока я не женюсь, мне следует хранить целомудрие. Что Господь благословит меня. И что я избран. Я был всего лишь мальчишкой тогда, но меня избрали.

– Да это был сон, – в голосе Женевьевы прозвучало презрение.

– Видение, – поправил он ее.

– Мальчишеские мечты о прекрасной женщине, – бросила Женевьева. – Никакое не видение.

– Дева коснулась меня и сказала, что я должен хранить чистоту.

– Передайте это стреле, которая вас пронзит, – фыркнула пленница, и Роланд смолк.

На третий день путешествия он все так же вглядывался в убегающую вдаль дорогу, ища признаки эллекина. Путешественников попадалось немало: купцы, паломники, гуртовщики или селяне, идущие на рынок, но никто не упоминал о вооруженных людях. Роланд удвоил осторожность и выслал пару латников графа на четверть мили вперед, но день шел, а дозорные не сообщали тревожных вестей. Рыцарь злился, что продвигаются они слишком медленно, и подозревал, что Женевьева специально устраивает задержки. Но доказательств у него не было, а куртуазность требовала удовлетворять все ее просьбы о необходимости уединиться. Неужели мочевой пузырь у женщин и впрямь такой маленький? Ладно, думал Роланд, еще два дня, и он доберется до Лабруйяда. Оттуда и пошлет эллекину требование вернуть Бертиллу в обмен на жизнь жены и сына Томаса. Он убеждал себя, что его подвиг почти уже свершен.

– Нужно подыскать место для ночлега, – сказал Роланд Женевьеве на исходе третьего дня пути.

А потом увидел разведчиков, скачущих во весь опор с севера. Один из них бешено размахивал руками.

– Он что-то заметил, – произнес Роланд, обращаясь скорее к себе, чем к спутникам.

– Господи! – взмолился какой-то латник, потому что теперь они смогли разглядеть то, что встревожило разведчиков.

Надвигался вечер, длинные тени ложились на землю, но в северной стороне, на внезапно ярко осветившемся горизонте, проступили силуэты. Силуэты людей и стали, людей и железа, людей и коней. Лучи играли на доспехах и оружии, на шлемах и на навершии знамени, хотя сам флаг находился слишком далеко, чтобы его можно было рассмотреть. Роланд попытался сосчитать всадников. Двенадцать? Пятнадцать?

– Возможно, до ночи вам не дожить, – промолвила Женевьева.

– Они не могли обогнать нас, – возразил Жак, но без особой уверенности.

Страх вызвал у Роланда сомнения. Страх он испытывал редко. Во время какого-нибудь турнира, в самый разгар ожесточенной общей схватки, молодой рыцарь всегда хранил спокойствие посреди хаоса. В такие моменты ему казалось, что это ангел оберегает его, предупреждает об опасности, указывает на возможности. Роланд был быстр, и даже в самой ужасной толчее у него создавалось ощущение, что другие люди движутся замедленно. Но сейчас рыцарем овладел настоящий страх. Здесь не существовало правил, не было маршалов, способных прервать поединок. Была лишь опасность.