Бернард Корнуэлл - 1356. Великая битва

– Меня ищут, – бросил он Карелу, который подошел и встал рядом.

Карел прикрыл ладонью глаза от солнца.

– Латники, – буркнул он.

Даже с такого расстояния было видно, что как минимум два отряда облачены в серые кольчуги. От шлемов отражались солнечные лучи.

– Городская стража, должно быть, – предположил Томас.

– Почему бы им не объединить усилия? – спросил Карел.

– И поделить награду?

– Назначена награда?

– Большая.

Карел ухмыльнулся:

– И насколько?

– Хватит, думаю, чтобы купить хорошую ферму в твоей, как ее там… Богемии?

Немец кивнул:

– Тебе приходилось бывать в Богемии?

– Нет.

– Зимы там лютые, – буркнул Карел. – Я лучше тут поживу.

– Они, должно быть, обыскивают город, – предположил Томас. – А когда ничего не найдут, наружу ринется еще толпа.

– Только нас тут уже не будет.

– Они догадаются.

– И погонятся за нами?

– Надеюсь, что да, – подтвердил Бастард.

Кони горожан должны быть сытыми и отдохнувшими, тогда как их, оставленные на мельнице, питались скудно. А если впереди путь через горы, нужны хорошие лошади. А еще – кольчуги и оружие для Кина и брата Майкла.

Он сказал об этом Карелу, который повернулся и посмотрел на монаха.

– Этому оружие без пользы, – презрительно бросил немец. – А вот из ирландца может выйти толк.

– Оба должны выглядеть как латники, даже если это не так, – решил Томас. – И еще нам требуются запасные лошади. Скачка предстоит трудная.

– Засада, – довольно хмыкнул Карел.

– Засада, – кивнул Бастард. – И устроить ее нам нужно быстро, жестко и по уму.

Оказавшись среди своих, Томас воспылал жаждой мести. Тяжкое положение Женевьевы терзало его, пусть даже она всего лишь предмет торга за Бертиллу. Бертилла же находилась в безопасности в Кастийон-д’Арбизоне, и он сомневался, что шевалье Анри выпустит ее без разрешения командира. И все-таки ему хотелось отомстить за Женевьеву, и когда незадолго до полудня эллекины устроили засаду, гнев буквально душил Томаса.

Сама засада была немудреной. Кин и брат Майкл, оба без кольчуг и шлемов, попросту показались в оливковой роще, которая была на виду у одного из отрядов, обыскивающих окрестности. Воины загорланили, дали коням шпоры, выхватили мечи и помчались во весь опор. Ирландец и монах побежали, скрывшись от преследователей в маленькой долине, где поджидал Томас с воинами.

И гнев его излился в ударах меча. Шестеро конников гнали лошадей, стараясь обогнать друг друга в погоне за беглецами. Первые двое скакали на невысоких быстрых лошадях; они обогнали своих товарищей, перевалили через гребень и устремились вниз, в долину. Кони уже расплескивали копытами ручей, когда всадники заподозрили недоброе. Люди Томаса насели с обеих сторон. Отставшие четыре охотника, с топотом перевалив через гребень, увидели разыгравшуюся внизу свалку и принялись отчаянно натягивать поводья и разворачивать лошадей.

Томас погнал скакуна по склону. Человек в ливрее с гербом Монпелье попытался удрать, но передумал и замахнулся на Томаса мечом. Англичанин отклонился в седле влево, дав клинку просвистеть мимо головы, а потом опустил меч в яростном ударе, угодив противнику по шее чуть ниже края шлема. Он даже не удосужился посмотреть на результат, так как понимал, что француз вышел из боя, и просто направил лошадь дальше и обрушил клинок на второго из горожан, которого Арнальд, один из гасконцев эллекина, ударил снизу вверх секирой в лицо. Карел выбил своего соперника из седла, а потом развернулся и проткнул его мечом. Томас видел, как фонтан крови взметнулся выше помятого шлема Карела. Кин удерживал голову одного из первых всадников под водой, топя его, а оба пса терзали дергающуюся руку.

Все шестеро французов были повержены за считаные секунды, а из эллекина никто не пострадал.

– Кин! Забери лошадей! – крикнул Томас.

Второй отряд заметил, как первый устремился на север, и последовал за ним, но при виде облаченных в кольчуги всадников, поджидающих в оливковой роще на холме, горожане передумали. И развернули коней.

– Подбери себе доспех по размеру, – велел Томас брату Майклу. – Найди шлем и меч. Возьми лошадь.

Эллекин поскакал на север.

Роланд де Веррек приказал привязать лошадей в развалинах нефа, потом поднялся по узким ступеням лестницы на колокольню. Колокола там уже не было. Каждую из четырех стен прорезала широкая арка, стропила крыши прогнили, черепица по большей части осыпалась, а пол предательски трещал под ногами.

– Стрелы полетят через эти арки, – сказала Женевьева.

– Тихо! – рявкнул рыцарь. Потом, вспомнив об учтивости, добавил: – Пожалуйста.

Он нервничал. Лошади топтались в нефе, из деревни донесся чей-то оклик, но в целом царила тишина. Быстро опускалась темнота, густой чернотой наползавшая через примыкающее к храму кладбище. Надгробий на могилах не было. Скорее всего, по деревне косой прошлась ужасная чума и унесла множество душ, и трупы свалили в неглубокие ямы. Роланд вспомнил одичавших собак, которые разрывали могилы жертв чумы.

Он был тогда мальчишкой и рыдал от жалости, видя, как собаки терзают гниющие останки арендаторов его матери. Отец Роланда умер, как и единственный брат. Мать заявила, что хворь послана в наказание за грехи.

– Англичане и чума, – проговорила она. – Обе напасти суть порождение дьявола.

– Говорят, в Англии тоже чума, – заметил Роланд.

– Господь милостив, – промолвила вдова.

– Но почему отец умер? – спросил Роланд.

– Он был грешником, – ответила мать, хотя сама превратила дом в святилище, где возвеличивалась память о муже и старшем сыне.

Святилище со свечами и распятиями, черными пологами и капелланом, получавшим деньги за произнесение заупокойных месс по отцу и наследнику, которые умерли, изрыгая рвоту и истекая кровью. Потом пришли англичане. Вдову согнали с ее земли, и она укрылась у графа де Арманьяка, приходившегося ей дальним родственником. Граф воспитал Роланда как воина, но воина понимающего, что мир – поле боя между Богом и дьяволом, светом и тьмой, добром и злом. Теперь де Веррек смотрел, как сгущается тьма и тени крадутся по изрытой чумными могилами земле кладбища. Это Сатана скользит между темными в сумраке стволами деревьев, думалось ему, змеей обвивает кольцами полуразрушенную церковь.

– Быть может, за нами не гонятся, – почти шепотом промолвил он.

– Быть может, именно в этот миг сгибаются первые луки, – отозвалась Женевьева. – Или под нами сейчас разжигают костер.

– Тише. – Теперь он просил, а не приказывал.

Запорхали летучие мыши. Собака залаяла в деревне, на нее зашикали. Сухие ветки сосен трепетали на слабом ветру. Роланд закрыл глаза и стал молиться святому Василию и святому Дионисию, двум своим святым покровителям. Крепко зажав в ладонях вложенный в ножны меч Дюрандаль, он приложил венчающее его эфес большое яблоко ко лбу.