Бернард Корнуэлл - 1356. Великая битва

– Это меч святого Петра, ваше величество, – объявил кардинал. – Он вложен в ваши руки провидением Господним, чтобы сделать неизбежной вашу великую победу.

Лицо Иоанна выражало сначала изумление, затем недоверие, но пыл, с которым говорил Бессьер, поколебал его. Он протянул руку и взволнованно дотронулся до Малис, потом провел пальцем по зазубренному лезвию.

– Вы уверены?

– Уверен, ваше величество. Монахи из монастыря Святого Жуньена оберегали его и передали нам как знак Божий.

– Клинок пропал на долгие годы, – благоговейно пробормотал епископ Шалонский, потом упал перед реликвией на колени и поцеловал щербатый клинок.

– Так он подлинный? – спросил пораженный король.

– Подлинный, – подтвердил Бессьер, – и Господь послал его вам. Это тот самый меч, что был поднят в защиту нашего Спасителя, и человек, владеющий им, не может быть побежден.

– Значит, Господь и святой Дионисий будут довольны. – Иоанн взял у кардинала меч и приложился к нему губами.

Кардинал наблюдал за ним, пряча радость. Меч принесет победу, а эта победа сделает короля Иоанна самым могущественным монархом христианского мира. И когда папа умрет, голос короля Франции присоединится к голосам сторонников Бессьера и возведет его, кардинала, на престол святого Петра. Король закрыл на миг глаза и поцеловал клинок еще раз, потом снова вложил его в обтянутые перчатками руки кардинала.

– С позволения вашего величества, – заявил Бессьер, – я передам этот священный клинок достойному воину, чтобы он мог сокрушать ваших врагов.

– Разрешаю, – ответил король. – Вручите его тому, кто способен с толком им распорядиться.

Голос его обрел твердость – вид клинка вселил в него уверенность. Иоанн ожидал знака, какого-нибудь намека на то, что Господь дарует Франции победу, и теперь получил этот знак. Победа будет за ним. Так повелел Бог.

Но когда край неба озарился рассветом, прежние сомнения вернулись. Разумно ли вступать в бой? Английский принц согласился на унизительные условия, так, может, и Франции следует принять их? Хотя победа сулит гораздо большие выгоды. Она способна принести не только богатства, но и славу. Король перекрестился и напомнил себе, что Господь сегодня благоволит Франции. Он исповедался в грехах, получил отпущение, и ему был послан знак свыше. Сегодня, подумалось ему, Креси будет отомщено.

– Что, если кардинал устроит перемирие, сир? – прервал его мысли д’Одрегем.

– Пусть кардинал хоть пукнет, мне все равно, – резко отозвался король Иоанн.

Потому что он сделал свой выбор. Англичане пойманы в ловушку, и он их перебьет.

Государь выступил из дома в мир, казавшийся серым от первых проблесков дня, и положил руку на плечо младшего сына, четырнадцатилетнего Филиппа.

– Сынок, ты будешь сражаться рядом со мной, – сказал он. Как и отец, мальчик был закован в сталь с головы до пят. – И сегодня ты увидишь, как Господь и святой Дионисий покроют Францию славой.

Король поднял руки, чтобы оружейник мог затянуть ему вокруг талии широкий пояс с мечом. Другой оружейник держал секиру с украшенной золотыми ободками рукоятью, а конюх подвел прекрасного серого жеребца, на которого король взобрался. Он будет драться пешим, как и остальные, но сейчас, когда заря обещала прекрасный новый день, было важно, чтобы воины видели своего короля. Иоанн поднял забрало, извлек начищенный до блеска меч и воздел его над украшенным синими перьями шлемом.

– Выдвинуть флаги! – приказал он. – И развернуть орифламму.

Франция шла в бой.

Подобно французскому королю, принц Уэльский большую часть ночи облачался в доспехи. Воины же его стояли в строю под своими знаменами уже сутки. Теперь, на рассвете, они ворчали, потому что устали, проголодались и хотели пить. Все знали, что вчера битва не планировалась, – на воскресенье церковники объявили Божий мир, – однако все равно сохраняли боевое построение, на случай если коварный враг нарушит перемирие. Но настал понедельник; по армии расползались слухи.

Французов двенадцать тысяч, пятнадцать тысяч, нет, двадцать. Принц сдал всех своих воинов французам; принц договорился о мире. Но вопреки всем слухам, приказов ослабить бдительность не поступало. Англичане стояли в строю, кроме тех, кто отходил до ближайших зарослей опорожнить кишечник. Воины наблюдали за линией горизонта на севере и на западе, ожидая появления врага, а там царили тьма и неподвижность.

Среди солдат ходили священники. Они служили мессу, давали людям хлебные крошки и отпускали грехи. Кое-кто жевал комья земли. Из земли они вышли и в землю уйдут, и поедание земли было старым обычаем перед битвой. Воины касались своих талисманов, молились святым покровителям и отпускали шуточки, которыми обычно обмениваются люди перед боем.

– Джон, не опускай забрало! Чертовы французы увидят твою харю и разбегутся, как зайцы.

Они наблюдали, как слабый свет набирает силу и в мертвый мир возвращаются краски. Воины вспоминали прежние битвы. Пытались скрыть волнение. Часто мочились, а животы скручивали предательские позывы. Им очень хотелось испить вина или эля. Их глотки пересохли. Французов двадцать четыре тысячи, тридцать тысяч, сорок тысяч! Воины смотрели, как командиры верхом на лошадях съезжаются в центре боевого порядка.

– Им-то хорошо, – ворчали солдаты. – Кто убьет долбаного принца или графа? Они просто заплатят чертов выкуп и отправятся обратно к своим потаскухам. Зато мы – проклятые Богом ублюдки, которым предстоит сдохнуть.

Воины вспоминали о женах, детях, шлюхах и матерях. Мальчишки подносили пучки стрел лучникам, сосредоточенным на крыльях построения.

Принц наблюдал за холмом на западе и никого там не видел. Французы спят?

– Мы готовы? – спросил он у сэра Реджинальда Кобхэма.

– Одно ваше слово, сир, и мы можем выступать.

То, что намеревался сделать принц, было одним из самых трудных маневров, которые мог предпринять командующий. Он хотел отступить, находясь в непосредственной близости от противника. Эдуард не дождался никаких известий от кардиналов и сделал вывод, что французы будут атаковать, поэтому его войскам придется задержать их на то время, пока обоз и авангард не перейдут через Миоссон и не оторвутся. Если маневр удастся, если он сможет переправить обоз через реку, а потом отступить, шаг за шагом, постоянно отражая атаки врага, то получит выигрыш в дневной переход, а то и в два. Но чудовищная опасность заключалась в том, что французы могли прижать половину его армии к берегу и уничтожить, а затем догнать вторую половину и тоже перерезать ее. Принц вынужден будет сражаться и отступать, отступать и сражаться, удерживая врага на расстоянии тающими силами своих воинов. Этот риск заставил его осенить себя крестом. Потом Эдуард кивнул сэру Реджинальду Кобхэму.