Томас Делонэ - Томас из Рэдинга

Суконщики, покидая двор в радостном настроении духа по поводу своего успеха, хвалили и прославляли великую мудрость и добродетель короля. Они также восторгались его приветливостью, изяществом и простотой его манер, и Ходжкинс клялся даже своим честным словом, что он предпочел бы иметь дело скорее с его величеством, чем с любым мировым судьей {Мировой судья был издавна личностью, возбуждавшей в Англии со стороны народа наибольшую ненависть. Он представлял собой в глазах народа предрассудки и прерогативы крупных земельных владельцев. Он именно преследовал с жестокой суровостью браконьерство и бродяжничество.}.

-- Да, -- сказал Коль, -- это очень обходительный и любезный принц. Я молю господа бога, чтобы он подольше царствовал над нами.

-- Аминь, -- сказали другие.

-- Но, -- сказал Коль, -- разве мы можем забыть, господа, необычайную вежливость сыновей короля, этих двух милых принцев, которые всегда были благосклонны к нашим просьбам? Следовало бы, мне кажется, оказать имя какую-нибудь любезность, а не то нас могут обвинить в черной неблагодарности. Итак, если вы находите это правильным, мы устроим им банкет у нашего хозяина Джаррета, у которого имеются, как вы знаете, прекрасный дом и большие удобные залы. Кроме того, это человек с хорошей репутацией и хорошими манерами, вполне пригодный для того, чтобы принять у себя принца. В довершение всего его жена -- хорошая кухарка, так что, принимая все в соображение, я не вижу лучшего места во всем Лондоне.

-- Это верно, -- сказал Сэттон, -- и, если другие ничего не имеют против этого, я также согласен.

Они все отвечали:

-- Это нам обойдется не дороже сорока шиллингов на человека, и мы вернем это на одной только обрезанной монете.

Придя, таким образом, к соглашению, они заказали банкет.

-- Том Дув, твое дело -- доставить музыку.

-- А я, -- сказал Коль, -- приглашу несколько купцов с их женами.

-- Решено, -- сказал Грэй.

Тогда они позвали хозяина и хозяйку и сказали им о принятом ими решении. Джаррет и его жена заявили, что они вполне охотно все возьмут на себя, но хозяйка потребовала два дня сроку для того, чтобы привести в порядок дом, и для других дел.

-- Согласны, -- сказали суконщики, -- за это время мы пригласим наших друзей и устроим все то, что нужно устроить.

Но Симон из Саусзэмтна напомнил хозяйке о том, чтобы она во всяком случае приготовила достаточное количество жирного супа.

-- Ну, конечно, -- сказала она.

Само собой разумеется, Кэсзберт не забыл во время этих приготовлений проявить свою склонность к хозяйке гостиницы Бузэма. Однажды, когда ее муж наблюдал за уборкой сена, он нашел удобный случай ее навестить и так приветствовал ее:

-- Дорогая хозяйка, я разговаривал с вами слишком грубо в последний раз, как я приезжал в Лондон. Я надеюсь, однако, что вы не были этим так оскорблены, как о том можно было подумать со стороны.

-- Грубо, мой милый Кэсзберт! -- сказала она -- Ты объявил себя моим слугой! А раз это так, за что же бранить вас, если вы исполнили то, что я вам приказала! Клянусь честью, я только улыбалась внутри себя, оставшись наедине, вспоминая о том, как мило вы меня бранили.

-- Теперь, теперь поцелуи возместят ругань; я терзаюсь при мысли о том, что вишни твоих губ все это время глодал этот червь, твой муж.

-- Мой муж! -- сказала она. -- Мои губы так же свободны, как и язык: один -- для того чтобы говорить что мне угодно, другие -- для того чтобы целовать кого я хочу. Кроме того, я хочу тебе сказать, Кэсзберт: у этого мужика так пахнет изо рта, что не только целовать, но и смотреть-то на него не хочется. Это такой безобразный скаред, такая скотина, что при одной мысли о нем хочется плюнуть! Чорт бы его взял! Лучше бы мои друзья свезли меня на кладбище в тот день, когда они провожали меня в церковь под венец.

Она замолчала, и слезы сожаления навернулись у ней на глаза.

-- Что такое, моя милая хозяюшка? -- сказал он. -- Вы плачете! Сядьте рядом со мной. Я спою тебе, моя красавица, один из мотивов деревенской джиги, чтобы тебя развеселить.

-- Правда? -- сказала она.

-- О, да, конечно.

-- Честное слово, -- сказала она, -- если вы станете петь, я стану вам подпевать.

-- Пожалуйста, -- сказал Кэсзберт, -- я очень рад, что вы можете так легко менять настроение. Начнем.

Мужчина. Уже давно я люблю эту прелестную девушку, не решаясь, однако, ей признаться в том.

Женщина. Это значит, что ты просто дурак.

Мужчина. Конечно, меня нужно больше всего за это бранить. Но я хочу навсегда остаться, -- транг-дилли-ду, транг-дилли, -- твоим тайным возлюбленнным и другом.

Женщина. Ты мой милый, нежный и преданный друг.

Мужчина. Но когда же я могу усладиться тобой, восторгом твоей нежной любви?

Женщина. Как только ты найдешь удобный случай, чтобы устранить к тому все препятствия.

Мужчина. О-о! Я крепко сожму тебя в объятиях, -- транг-дилли-ду, транг-дилли. И так я укрою тебя от всяких неприятных неожиданностей.

Женщина. Моего мужа нет дома. Ты это знаешь?

Мужчина. Но когда он вернется?

Женщина. Я, право, не могу этого сказать, долго ли он будет в отсутствии, -- транг-дилли-ду, транг-дилли, -- будь уверен, что ты получишь то, чего ты желаешь.

Мужчина. Ты моя прелестная подруга!

В то время как они так распевали, вдруг возвратился муж, спрятался в уголке, все слышал и, крестясь обеими руками, сказал:

-- Ужасное притворство! Чудовищное лицемерие! Так вот вы каковы! Вы можете ругаться друг с другом и в то же время вместе распевать. Чорт возьми, -- сказал он, -- я пока оставлю их в покое и посмотрю, до чего дойдет их низость. Кошка не выслеживает так пристально мышь, как я буду следить за ними.

Он пошел на кухню и спросил у жены, не пора ли обедать.

-- Сейчас, -- сказала она, -- обед готов.

Вскоре вошли Ходжкинс и Мартин, которые тотчас пожелали увидать Кэсзберта из Кэндаля. Им ответили, что он в своей комнате. Они его позвали и пошли обедать, но пригласили своего хозяина и хозяйку сесть вместе с ними за стол.

-- Вы можете итти к ним, -- сказала она. -- Что касается меня, вы уж извините меня, пожалуйста.

-- Нет, моя женушка, ты тоже должна пойти и не ссориться со своими посетителями.

-- Это что еще? -- сказала она. -- Разве возможно выносить те грубые выходки, которые позволил по отношению ко мне этот мужик с севера, когда он был здесь в последний раз? Прости меня бог, я лучше встретилась -- бы сейчас с самим дьяволом, чем с ним. Идите же обедать с ними и оставьте меня в покое. Клянусь жизнью, я не хочу встречаться с этим остолопом!