Борис Пономарев - Мустафа Голубич – тайный агент Сталина

– Стой! Не сюда! – кричит шоферу Потиорек. – Назад! Разворачивайся.

Машина выезжает на бордюр и останавливается прямо перед Принципом. Он действует решительно и быстро – выхватывает револьвер и стреляет несколько раз в машину. Вскрикнув, как кукла, валится герцогиня. Запрокинув голову, хрипит раненый в горло Фердинанд:

– Софи… Живи… Живи ради детей.

Принцип бросается бежать, но его хватает юноша в студенческой куртке. Это студент Пузич. Какой страшный и печальный юмор рождает реальная, а не книжная жизнь. Студент-монархист помогает арестовать студента-патриота. Теперь уже несколько человек бьют Принципа. Выскочивший на улицу парикмахер выбивает из рук Гаврило револьвер. Стоящий на углу фотограф успевает развернуть аппарат и сделать уникальный, величайшей исторической ценности снимок.

Один из жандармов выхватывает шашку и с ревом рубит Принципа по предплечью. Руку спасти не удалось, ее ампутировали в крепости в Терезине [3] Ныне Чехия. , куда героя отправили сразу же после оглашения приговора. Как несовершеннолетний, Принцип не был казнен. Его приговорили к 20 годам заключения. Но больной туберкулезом юноша умер 28 апреля 1918 года. Удивительное совпадение цифр – покушение было совершено 28 июня, умер Гаврило 28 числа, только в апреле. День убийства эрцгерцога и его жены стал днем начала 1-й мировой войны, а террорист умер всего за семь месяцев до ее окончания, как бы подводя своей смертью ее трагический итог.

В районе покушения много людей, особенно молодежи, горячо обсуждающих происшествие. К одной из таких групп подбегает Кубрилович. Все его тело сотрясает крупная дрожь. Губы искривляет судорога.

– Я сейчас в эрцгерцога из револьвера… бах… бах… а потом бомбу… ба-бах!

Студенты замолкают и удивленно оборачиваются на говорящего. После небольшого замешательства один дергает Кубриловича за рукав:

– Слушай, парень. Иди-ка ты лучше домой. Всех, кого надо, уже арестовали.

Кубрилович бросается бежать и останавливается около небольшого дома, где его встречает красивая девушка. Юноша пытается уговорить её бежать вместе с ним:

– Пойми, за мной через час-два придет полиция. Бери что-нибудь и бежим. Мы уйдем в Черногорию. Давай же скорее!

Девушка вырывает руку:

– Никуда я не побегу. Ты с ума сошел. Что ты натворил?

Кубриловича арестовали через несколько дней одновременно с Миско Ивановичем, который прятался в доме своих родных. Оба они, так же как и Илич, были приговорены к смерти на висилице.

Мехмедбашич укрылся в горах, а Мустафа Голубич бежал в Черногорию. Министр иностранных дел этой республики Иован Пламенац сообщил сербскому Посланнику, что его правительство не собирается предпринимать каких-либо мер в отношении мусульманина Мустафы Голубича и православного Башагича, поскольку они не шпионы, хотя и перешли границу нелегально. Вскоре Пламенац помог обоим беглецам также нелегально покинуть Черногорию.

Приговоренный к каторге Неделько Габринович, бросивший бомбу, на суде сказал: «Не думайте о нас худо. Мы никогда Австрию не ненавидели, но Австрия не позаботилась о разрешении наших проблем. Мы любили свой собственный народ. Девять десятых его – это рабы-земледельцы, живущие в отвратительной нищете… против Его Величества Франца Йосифа я ничего не имею… Нас увлекли люди, считавшие Фердинанда ненавистником славянского народа. Никто не говорил нам: «Убейте его». Но жили мы в атмосфере, которая делала его убийство естественным».

Удивительно и неожиданно, что Габриновича поправил Гаврило Принцип: «Габринович говорит сам за себя. Но он уклоняется от истины, намекая на то, будто кто-то другой внушил нам мысль о покушении. К этой мысли пришли мы сами, мы ее привели в исполнение. Да, мы любим свой народ. Больше ничего сказать не могу».

Не может не удивлять и тот факт, что ни на судебном процессе, ни до него никто из заговорщиков ни разу не назвал имя Мустафы Голубича. Один только раз Илич, говоря о Цигановиче и Каземировиче, произнес загадочную фразу: «Их было трое. Был еще третий, но я не знаю его имени». С большой долей вероятности можно предположить, что этим третьим был Голубич, а Илич не имел права раскрывать его имя.

Газеты всего мира сообщали об убийстве эрцгерцога и его супруги, об ультиматуме Австрии Сербии и через несколько дней сообщили о начале новой войны, которой суждено было стать первой в истории человечества мировой войной. Из всех воинственных и псевдопатриотических материалов резко выделялась статья Л. Троцкого «Дети, развязавшие мировую войну».

Удивительная переписка велась в это время между двумя императорами – германским Вильгельмом II и российским Николаем Вторым.

28 июля 1914 года, 10 часов 45 минут вечера.

«С глубоким сожалением я узнал о впечатлении, произведенном в твоей стране, выступлением Австрии против Сербии. Недобросовестная агитация, которая велась в Сербии в продолжение многих лет, завершилась гнусным преступлением, жертвой которого пал эрцгерцог Франц Фердинанд…»

Николай II Вильгельму II:

Петербург, 29 июля, 1 час пополудни.

«…Позорная война была объявлена слабой стране. Возмущение в России, вполне разделяемое мною, безмерно. Предвижу, что очень скоро, уступая производящемуся на меня давлению, я буду вынужден принять крепкие меры, которые приведут к войне. Стремясь предотвратить такое бедствие, как европейская война, я умоляю Тебя во имя нашей старой дружбы сделать все возможное, дабы не допустить твоих союзников зайти слишком далеко».

Вильгельм II Николаю II:

29 июля 1914 года, 6 часов 30 минут вечера.

«Я не могу рассматривать выступление Австрии против Сербии как «позорную войну». Австрия по опыту знает, что сербские обещания на бумаге абсолютно не заслуживают доверия… Я считаю вполне возможным для России остаться только зрителем австро-сербского конфликта и не вовлекать Европу в самую ужасную войну, какую ей когда-либо приходилось видеть».

Николай II Вильгельму II:

Петербург, 30 июля вечером.

«По техническим условиям невозможно приостановить наши военные приготовления, которые явились неизбежным последствием мобилизации Австрии. Мы далеки от того, чтобы желать войны…»

Ох, лукавил и еще как лукавил германский лис! Он совершенно не жалел убитого эрцгерцога, который в свою очередь не испытывал теплых чувств к своему северному союзнику. Более того, женатый на чешке Франц-Фердинанд испытывал совершенно непонятную Вильгельму II симпатию к славянам. Он даже мечтал о включении в состав своей будущей империи южных славян. За эту свою мечту он был готов с ними воевать. С ними, да, но не с Россией. И об этом он говорил сам: