Борис Пономарев - Мустафа Голубич – тайный агент Сталина

– Ну, хорошо. В участок, так в участок, – уже по-русски пробормотал Кутепов, и, сильно согнувшись, полез в машину. Но потом, словно передумав, начал пятиться. Не тут-то было – сзади его сильным толчком поддал Мустафа, а другой мужчина, оказавшийся на заднем сиденье, рванул его на себя за воротник пиджака. После секундной возни генерал оказался зажатым между «полицейскими». Лимузин медленно тронулся с места. Продолжая молчаливую борьбу, Кутепов не заметил, что полицейский, до того стоявший на углу, сел в такси, которое двинулось вслед за лимузином. И, конечно уж, никто из всей этой компании совершенно не заметил, что из окна третьего этажа дома напротив за всем происходящим с удивлением наблюдает пожилой мужчина, собравшийся было вытрясти скатерть.

Машины сворачивали с одной улицы на другую. В зеркало заднего вида были видны внимательные глаза водителя, который следил не только за тем, что происходит на заднем сиденье, но и за тем, не следует ли за ними какая-нибудь подозрительная машина. Но кроме такси других машин не было. В Париже было воскресенье.

– В чем дело? Что вы делаете? – с трудом подбирая слова, возмутился Кутепов. – Я же согласился поехать.

– Не напрягайтесь, генерал. Вы можете говорить по-русски. Мы сотрудники ОГПУ.

Кутепов на мгновение замер и затем резко рванулся вправо, пытаясь через соседа открыть дверцу автомобиля и вывалиться из салона вместе с ним. Но тот был наготове. Он остановил рывок генерала, а потом они вместе с Мустафой заломили Кутепову обе руки за спину и, несмотря на его отчаянные усилия, наклонили его вперед так, что голова генерала оказалась между передними сиденьями. Сидевший справа мужчина быстро вынул из своего кармана носовой платок и пузырек. Намочив платок, он прижал его к лицу Кутепова. Тот еще несколько раз дернулся и затих.

– Вот так-то лучше, ваше превосходительство, – сморщившись, сказал Голубич и приоткрыл окно, выпуская резкий запах эфира. В этот момент лимузин выехал на широкую авеню и резко ускорился.

Когда машины покинули Париж, идущее сзади такси остановилось рядом с таким же автомобилем, стоящим у обочины. У этой машины номера были не парижские. Два человека пересели в новый автомобиль. Полицейский остался на месте. Второе такси резко рвануло с места вслед за лимузином.

Две автомашины притормозили в тени густых деревьев, недалеко от въезда в марсельский порт. Лимузин уже другого цвета, а у такси марсельские номера. Проходившая мимо группа полупьяных матросов остановилась и подошла к такси.

– А вот и боцман. Говорили тебе: «Не пей много!» А ты: «Я свою норму знаю». Вот и «выпал за борт». Тащи теперь тебя. Нет, братва, давай попробуем доставить боцмана к борту прямо на такси. Все равно ему платить.

В глубине такси на заднем сиденье между двумя матросами сидит в морской форме Кутепов. У него вид совершенно упившегося человека. Два матроса садятся в такси, и тот, что сел спереди наклонился к генералу.

– Фу, ваше боцманское благородие. Какой букет. Чего только вы в себя не намешали. Давай, трогай.

Такси медленно подкатило к воротам в порт. Шофер открыл окно и крикнул по-французски стоящим по краям въезда полицейским: «Привет, ребята. У меня тут русские матросики. Ну и пьяные же они. Много, очень много водки выпили. Пьяные в дуплет».

Один из полицейских подошел и заглянул в машину и тут же отпрянул, смешно зажав нос.

– Да-а. Крепкий запах. Что эти русские такое пьют? Один запах с ног сбивает. Давай проезжай. Ты номер причала знаешь?

– Знаю. Один из них еще не вырубился – сказал.

Такси плутает по причалам и портовым проездам и, наконец, останавливается около парохода под советским флагом. Матерясь и чертыхаясь, матросы выкарабкиваются из машины. Вытаскивают и ставят на ватные ноги боцмана. Тот все время норовит упасть.

– Да держите же его, черти, – командует один из матросов. Двое других обнимают боцмана за талию, закидывают его руки себе на плечи и медленно бредут к трапу.

– Сдает наш боцман, – громко ворчит идущий впереди. – Раньше он один мог перепить всех нас вместе взятых, а теперь вот приходиться его на себе носит.

– Ну, что, нажрались? Мать вашу! – матом встречает их русский старпом и показывает какие-то документы стоящим у трапа полицейским.

– Свои это, свои, мать их. Завтра все будут палубу драить.

Полицейские ржут от удовольствия, наблюдая, как матросы, спотыкаясь и соскальзывая, тянут за руки упирающегося боцмана.

– Молоцы, руси, молоцы! Наши так не умеют. Давай, тяни его, толкай, ха-ха-ха!

Весь путь до Босфора Кутепов бесновался в каюте, отказывался есть, старался затеять драку с теми, кто был с ним, за что получал все новые и новые уколы. Когда сухогруз проходил мимо острова Галлопогили, на котором он спасал от полного разложения остатки русской белой армии, генерал умер от передозировки успокоительных наркотиков. Его сердце не выдержало.

Силовые службы новой России не ограничивались террористическими акциями в отношении ее прямых врагов. Окончание гражданской войны и бегство остатков белой армии за границу изменили формы и методы борьбы между воюющими сторонами. На смену боевым столкновениям пришли невидимые тайные операции разведывательных и контрразведывательных служб. Большое количество диверсий и терактов с обеих сторон неизбежно приводило к повышению подозрительности и шпиономании. Многие организации, созданные для координации работы в стране и за ее пределами, постепенно превращались в бюрократические структуры, а их сотрудники создавали массу инструкций по безопасности, девиз которых очень краток: «Помни! Враг подслушивает». Постепенно в их недрах рождалась атмосфера всеобщей и повседневной подозрительности, расползавшаяся по всей стране. Начались и множились всевозможные чистки, проводимые под любыми предлогами и постепенно принимающие все более массовый характер. Взаимное недоверие становилось всеобщим.

В середине тридцатых годов Голубич и его соратники еще мало задумывались над вопросом, почему в коммунистических партиях различных стран возрастает количество несогласных со стратегической линией пролетарского движения. Множится количество оппортунистических, ревизионистских, меньшевистских и троцкистских групп. Опьяненные своими успехами и высоким доверием, оказываемым им со стороны партийного руководства, они без особых рассуждений отдавали в распоряжение вождей и командиров все свои силы, знания, отвагу и беспощадность к врагам. Они беззаветно верили в их способность правильно и справедливо определить, кто есть враг, а кто друг.

В это время группой Мустафы Голубича были ликвидированы: Батя – он же генерал ГПУ Агапов и неизвестно чем провинившийся Семиоман. За ними последовали Михайло Спасич, превратившийся из активного комсомольца в жесткого критика политики Коминтерна, и личный курьер Григория Зиновьева Антон Шмит. В 1930 году в Париже в гостинице «Золотая бабочка» был убит бывший профсоюзный деятель Илья Шиманович, который после расправы над членом КПЮ Лукой Поповичем был осужден, на каторге был завербован и намеревался ликвидировать одного из членов шестерки Голубича.