Борис Пономарев - Мустафа Голубич – тайный агент Сталина

– Спасое – героический парень. Он все, вернее, почти все сделал правильно. Этого негодяя, Александра, спасла случайность. К сожалению, всего предусмотреть невозможно. Бомба, которую Стеич бросил в автомобиль короля на углу улиц Князя Милоша и Масариковой, попала в провода, а потом упала за бордюрный камень. Э-эх, если бы он бросил её чуть-чуть пониже.

– А что стало со Стеичем?

– Мы были все время рядом, чтобы создать толпу и помочь ему скрыться. Но он не стал убегать. Он хотел использовать пистолет, но попал в плечо охранника, а потом его сразу скрутили. На улице оказалось много переодетых полицейских.

– Так вы тоже были там? Но вас же все знали в лицо. Это было очень рискованно.

– Э, друг мой Марианне. Ты совершенно прав. Я нарушил правила конспирации. Конечно, я был в гриме. Меня трудно было узнать, но если бы заподозрили, то мне не поздоровилось бы. После того разговора с королем за мной все время по пятам шли его ищейки. Иногда мне казалось, что они дышат мне в затылок.

– Вы говорили с королем? Как это произошло, господин Голубич?

– О! Мы с королем давние знакомцы. А произошло это 1-го июня 1918 года. Я сидел за столиком около гостиницы «Москва» с одним моим другом, когда коляска с королем Александром появилась на Теразии со стороны Князьмихайловой улицы.

Свидетелями этого разговора были несколько человек. Когда коляска была в нескольких метрах от открытого кафе, из-за одного столика резко встал Мустафа и почти мгновенно оказался у проезжей части. Король узнал его и велел кучеру остановиться, хотя на лице его отразилась тревога.

– За что вы убили полковника Аписа, ваше величество? – вонзил в него свой острый взгляд Голубич.

– Суд приговорил его к смерти, Мустафа, – громким уверенным голосом ответил ему король.

– Вы убили невинного человека, – побледнев, повторил Мустафа, – и мне незаслуженной кары довелось испытать.

– Я уже объяснил тебе – суд вынес приговор.

Не слушая короля, Голубич начал грозить ему пальцем.

– Так знайте же. Вы убили его, а я скоро убью вас.

– Навалился ты на меня, как зимняя стужа на голого.

Король рукой приказал кучеру трогать, а сам, повернувшись к Мустафе, добавил:

– Хорошо, что предупредил меня. Теперь и я знаю, как с тобой поступить нужно.

Коляска покатила дальше, а Мустафа остался стоять, глядя ей вслед.

– Ну, что ты теперь будешь делать, сумасшедший ты человек? – подбежал к нему его друг.

– А что теперь делать. Паспорт в руки, да за границу. Благо, что она вот тут рядом.

Стилинович слушал Голубича, не отрывая от его лица восхищенного взгляда.

– А сейчас хочу я тебя просить, друг мой Марианн, поехать в Белград и узнать, что там сделано для реализации нового плана. На этот раз я его не упущу. Не имею права упустить. Но что-то там медлят. Я дал слово королю убить его в 18-м году, а сейчас уже 24-й. Небось, заждался Александр.

– Если тебе что-нибудь нужно, Мустафа, я всегда к твоим услугам. Вот только расскажи мне, как тебе пришлось на процессе в Салониках. Ведь ты был так близок с Аписом?

– Да-а, друже, это было тяжелое время. Меня, по запросу сербской полиции, выслали из Франции, где я учился, чтобы меня можно было арестовать. Судьи требовали от меня подтвердить главную роль Дмитриевича-Аписа в подготовке покушения. Но мы все были связаны клятвой и единой целью.

Когда я отказался говорить то, чего от меня ждали, я из свидетеля превратился в обвиняемого. Присудили мне год каторги, но друзья помогли мне бежать на Корфу. И, знаешь, там случилась совершенно неожиданная и странная история. Война, время в тюрьме во время процесса, каторга… Все это забрало много сил, поэтому первое время я просто отлеживался и отъедался. Потом начал ежедневно гулять, конечно, по вечерам. Меня тогда многие знали в лицо, – объяснил он. – И вот я уже собрался перебраться в Европу, как однажды вечером в узенькой улочке на меня набросились трое здоровенных мужиков. Они ничего не требовали – просто били. Я защищался, как мог. А главное, они обзывали меня турецким сукиным сыном и турецким шпионом, представляешь? Меня – героя войны с Турцией, обозвали турецким шпионом. Несмотря на побои, мне даже смешно было. Потом я узнал, что это нападение было делом рук Любы Ивановича – министра внутренних дел. Он попросил кого-то из своих коллег на острове проучить террориста, черноручника и арестанта, а главное, турецкого шпиона. Вот мне и досталось на орехи.

Стилинович съездил в Белград в 1924 году и выяснил, что люди, которых Голубич подготовил для покушения на короля Александра, поменяли решение. Они пришли к выводу, что сербы негативно отнесутся не только к убийству, но даже к попытке убить короля. Пришлось и Голубичу изменить свои планы.

К этому его вынудила еще одна веская причина. Опытный конспиратор Мустафа почувствовал, что он сам становится целью террористов. В Вене появился некий Сава Николич, приехавший из Белграда. Проведя довольно много времени вблизи Голубича, Николич понял, что подслушать ему ничего не удастся, и решил спровоцировать Мустафу. Прямо в ресторане, который заполнялся в основном выходцами из Сербии, он с издевкой спросил Голубича, когда же, наконец, произойдет обещанный королю теракт, о котором даже дети говорят на улице. Взбешенный Мустафа коршуном налетел на Саву. Стычка чудом не закончилась банальной дракой. Голубич надолго исчез из Вены. Но Николича, в котором он без труда распознал полицейского провокатора, не забыл….

Жизнь Голубича в дальнейшем сложилась таким образом, что он не смог исполнить клятву, данную в память о Дмитриевиче-Аписе, – убить короля Александра Карагеоргиевича. С одной стороны, король был предельно осторожен, с другой – в развитие событий вмешались новые политические силы.

– А знаешь, дорогой мой друг Павле, – загадочно обратился к своему другу и помощнику Голубич, вернувшись с какой-то нелегальной встречи, – что наши планы в отношении Александра меняются?

– Как это? – изумился тот.

– Да! Меняются в корне. Ты помнишь, как настойчиво я искал связи с усташами Павелича? Но безуспешно. А сейчас они встали у нас на пути. Стало известно, что против нашего «Шурика» поднялись достаточно крупные силы, включая и павеличевых бомбистов.

Требуется некоторое отступление для объяснения того, что произошло в 16 часов 20 минут во французском порту Марсель. Католическое население Хорватии постоянно оказывалось военно-политическим противником православной Сербии. И это противостояние, которое Хорватия, используя поддержку мощной Австро-Венгрии, часто выигрывала. Но, используя свое положение победителя в 1-ой мировой войне, сербский король в 1921 году объявил себя королем сербов, хорватов и словенцев, а с 6 января 1929 года королем Югославии. В какой-то степени он осуществил мечту Голубича о единстве южных славян. Поэтому некоторые сербы-кандидаты на убийство короля отказались от участия в покушении на него.