Борис Пономарев - Мустафа Голубич – тайный агент Сталина

– Странно. По-моему, она обращается к вам, господин Вильгельм.

Мустафа тоже оборачивается. Лицо его невозмутимо.

– Нет, она явно ошиблась.

Он поворачивается и увлекает свою спутницу вперед. Девушка, окликнувшая его, растерянно смотрит ему вслед. К ней подходит мужчина и что-то говорит ей. Доносятся только обрывки разговора.

– Да нет же, нет. Этого не может быть…. Я знаю точно…. Он в Вене. Пойдем, сестра.

Он уводит свою спутницу, которая еще несколько раз оглядывается.

Голубич, заметив немного странный взгляд своей дамы, поясняет.

– Удивительная вещь, меня, иностранца, уже несколько раз принимали за какого-то Мустафу. Странно.

Елизавета с легкой улыбкой выслушивает его оправдание. Они останавливаются недалеко от моста через Дунай.

– Какой красивый мост, не правда ли? Он не уступает знаменитым венским мостам над Дунаем.

– А знаете, Вильгельм, – медленно говорит Манчич, продолжая улыбаться своей загадочной улыбкой. Когда-то давным-давно я была свидетелем одного очень безумного и очень смелого поступка. Я тогда была еще совсем ребенком. Так вот, я видела, как один студент прыгнул в воду с моста над Савой в Белграде. Вы, наверняка, знаете этот мост. Это очень высоко и, наверное, очень страшно стоять над водой на такой высоте и готовиться прыгнуть в неё. Самое интересное, – женщина повернулась к спутнику и, глядя ему прямо в глаза, закончила, – что я помню его имя. Этого безумца и храбреца звали Мустафа Голубич, он был студентом.

Голубич внешне спокойно воспринял эти слова, только в глубине его глаз что-то дрогнуло, он невольно взял её плечи в свои сильные руки.

– Он действительно безумец, этот ваш старый знакомый. Однако нам пора ехать, пока в ресторане не съели все самое вкусное.

Но они продолжали стоять, мужчина продолжал обнимать женщину за плечи, а она доверчиво и ласково смотрела на него снизу вверх, сохраняя свою полуулыбку.

Спальня в доме Манчич. Елизавета и Мустафа лежат на широкой кровати. Он лежит поверх одеяла в красивом халате. В зубах у него не раскуренная трубка. Голова женщина на его груди.

– А ведь я полюбила тебя еще тогда, на берегу Савы. Я так хорошо запомнила твое лицо. Оно снилось мне все эти годы, пока я не встретила тебя. И когда на перроне я узнала тебя, то чуть не умерла от радости и страха, что ты снова исчезнешь. Ну, скажи, признайся мне, ведь это был ты, Мустафа Голубич?

Мустафа поцелуем закрывает ей рот.

– Потом…позже… я расскажу тебе…хорошо? А сейчас лучше ты расскажи мне, с кем это ты любезничала перед моим приходом?

– Как! Значит, ты видел его?

Один из помощников и сподвижников Голубича в трудной работе разведчика-нелегала Стилинович вспоминал:

«Мустафа назначил мне встречу в венском парке, где всегда было много людей и было довольно трудно обнаружить слежку. Но мы знали такие аллеи, которые очень хорошо просматривались, и к нам было практически невозможно подобраться незамеченным. Я, как всегда, пришел раньше назначенного времени, потому что никогда не мог сдержать радостного чувства от предстоящей встречи с этим удивительным человеком. Я знал, что услышу много занимательных историй и инструкций, касающихся правил поведения и конспирации, которые было не только необходимо выполнять, но и очень интересно слушать. Но была еще одна причина, как раз из конспиративной области. Придя на место пораньше, я всегда имел возможность внимательно осмотреться, изучить лица и манеру поведения людей, которые появились здесь сразу же после моего прихода.

Потом, за полчаса до встречи я встану и пойду по аллее. Я буду неожиданно останавливаться около различных киосков, в которых продают сувениры. В их стеклах отражаются люди, идущие в том же направлении. Если я увижу кого-нибудь из тех, кто пришел к скамейкам вслед за мной, мне придется долго проверять – не мой ли это «хвост».

Но пока все нормально. Так, давай-ка свернем на эту узенькую дорожку. На ней моим преследователям будет очень трудно. Ах, я так и знал, что у меня развяжется шнурок на ботинке. Снимем-ка его совсем. Так, вытряхнули камушек, – почему бы ему туда не завалиться. Теперь надо ботинок надеть. Но куда же присесть? Да, на этой дорожке скамеек нет. Тогда допрыгаем вон до того дерева, прислонимся к нему так, чтобы была видна часть дорожки, по которой я уже прошел. Отлично, никого нет. Значит, я чист. Теперь можно и к Мустафе. Он-то придет все равно позже, или это мне только так кажется. Если он меня научил всему этому, то представляю, как хитро он проверяется сам.

Однажды на улице Вильгельма Великого я увидел Голубича в шикарном костюме, с шикарной красавицей, которая держала его под руку и что-то весело и оживленно говорила ему по-немецки. На руках у Мустафы была маленькая собачонка. От неожиданности и радости я забыл обо всем на свете и бросился к нему. Не успел я и рта открыть, как он, презрительно оглядев меня с ног до головы, жестко бросил мне прямо в лицо: «Поди прочь!» Видя, что я не трогаюсь с места, повторил: «Я сказал, убирайся прочь!»

Пара как ни в чем не бывало проследовала дальше, а я стоял, сгорая от стыда и ужаса. «Что я натворил. Я забыл все, чему он меня так терпеливо учил, а главное, никогда не подходить к нему до тех пор, пока он не подаст знак. Теперь он меня не захочет и знать».

А вот и он.

– Здраво, друже. Как дела, Марианне? Хорошо? Уже это одно – хорошо, – засмеялся Мустафа, похлопывая Стилиновича по спине.

– Нужно очень срочно выехать в Загреб.

Так, совершенно неожиданно я получал от него новые задания и поручения.

Голубич, встретившись в «Астории-кафе» с Марианом Стилиновичем, вновь заговорил о короле Александре Карагеоргиевиче.

– Александра нужно убить. Я уверен, что это важнейший вопрос югославской революционной политики. Ключевой вопрос. Другого выхода я не вижу. Уверен, что это сделает представитель твоего поколения революционеров. Ты напоминаешь мне Гаврило Принципа. У него было такое же бледное узкое лицо и горящие глаза. Лицо мечтателя и революционера. Только молодые люди с горящим взором могут быть настоящими революционерами. Такими же были и другие мои друзья. Сербский революционер, если хочет победить, должен быть одновременно художником и конспиратором, быть борцом и страдальцем. Он – мученик и монах, человек с западными манерами и разбойник, который в любой момент готов с криком «Ура» повести в бой ради спасения несчастных и угнетенных. Большинство из теперешнего поколения – мелкие души, канцелярские крысы. Они много думают и много болтают, а надо действовать.

– Скажите, Мустафа, а что произошло со Стеичем? Я читал газеты того времени, почему не удалось покушение?