Алла Бегунова - С любовью, верой и отвагой

— Как её имя?

— Надежда.

— Вы с ней похожи?

— Мы — близнецы.

— Само Провидение привело вас сюда, — торжественно произнёс отец Софроний. — Наша икона известна по всей округе как чудотворная «Матерь Божия Троеручица». Она внимает гласу усердно молящихся. Оставьте записку, и я буду просить об укреплении духа несчастной сестры вашей так, будто она побывала здесь...

На обновление храма Надежда пожертвовала все свои наличные деньги — три золотых червонца и пять серебряных рублей. Священник и дьяк, приятно удивлённые этим, проводили молодого офицера до дверей и видели, как он сел на лошадь и вместе с солдатом, сопровождавшим его, выехал на дорогу, ведущую в деревню Вербилки...

Холодный ветер рвал полы шинелей и бросал им в лицо мокрый снег. Корнет Александров ехал молча, повесив голову на грудь и изредка вздыхал. Белоконь, видя всё это, гадал, что же страшного могло случиться у эскадронного командира на квартире, если взводный выскочил оттуда как пуля, да ещё в слезах, и сразу поскакал в церковь молиться. Будут ли неприятности теперь у всего четвёртого взвода или пронесёт нелёгкая? Очень хотелось унтеру спросить корнета об этом, но опыт долгой службы научил его, что задавать подобные вопросы господам офицерам — себе дороже.

— Конские рапорты сдал? — вдруг спросил его корнет, шмыгнув носом.

— Так точно, ваше благородие.

— Хорошо, что ты меня дождался.

— Вы приказали, и дождался... А вон, смотрите, сам майор к нам навстречу едет...

Корнет Александров инстинктивно схватился за руку унтер-офицера, и Белоконь увидел, что тень страха прошла по его лицу. Но молодой офицер совладал с собой и отрывисто бросил:

— Пистолеты у тебя заряжены?

— Да. Сегодня утром перезарядил оба.

— Дай один.

— Что это вы задумали, батюшка барин? — Теперь Белоконь испугался до дрожи в коленях. — Только не делайте смертоубийства! Не ломайте себе жизнь. Вы — молоды, и всё ещё перемелется...

— Хватит болтать! Стой здесь и жди меня. Пистолет, ну, быстро!

Засунув пистолет за борт шинели, Надежда поскакала к майору Станковичу. Они съехались на дороге саженях в десяти от Белоконя, и он не мог слышать, о чём говорит корнет с эскадронным командиром, хотя очень этого желал.

— Что сие означает, царица моя? — Станкевич заговорил первым. — Зачем ты сбиваешь с ног в прихожей поручика Текутева и уносишься незнамо куда? Ей-богу, я испугался за тебя...

Он попытался взять Алмаза за повод и поставить рядом с собой. Но Надежда не допустила этого. Она ударила его лошадь хлыстом и, действуя шенкелями и поводом, удержала своего жеребца напротив серой кобылы майора. Видя её лицо, жёсткое и непреклонное, Станкович протянул к ней руку и спросил:

— Что случилось с тобой?

— Не прикасайтесь ко мне! — Она выхватила пистолет, взвела курок и приставила дуло к воротнику своей шинели.

— Осторожнее с оружием! — воскликнул он. — Объясни же, наконец, в чём дело. Мы расстались час назад, и ты говорила мне...

— Забудьте об этом, ваше высокоблагородие! Забудьте! Я видел украшения для вашей племянницы, и мы повздорили из-за цены на серебряные серёжки. Больше ничего не было...

— Ничего не было?! — не поверил он своим ушам.

— Нет. Только маленькая ссора. И вот память о ней... — Она движением шенкеля повернула Алмаза боком к Артемиде и в ту же секунду, направив пистолет вверх, нажала курок. От оглушительного выстрела обе лошади шарахнулись в разные стороны. Пуля, пройдя по касательной, сбила кивер с эскадронного командира, а сам он тотчас крикнул ей:

— Постой! Брось оружие...

Но Надежда, держа пистолет в руке, на коротком галопе описала круг возле него, потом подвела лошадь ближе, на мгновение осадила послушного Алмаза рядом с майором.

— Прощай, любимый мой! — услышал он её слова, сказанные с тоской и болью.

Корнет Александров и его унтер-офицер Белоконь умчались. Майор Станкович остался на дороге один: без кивера, с низко опущенной головой и поводьями, брошенными на шею лошади.

С прискорбием рассталась я с моими

достойными товарищами! с сожалением

скинула блестящий мундир свой и надела

синий колет [55] Дурова неправильно называет здесь форменную одежду улан. Колет — это белый мундир особого покроя, который носили только в кирасирских палках. с малиновыми отворотами!

«Жаль, Александров, — говорит мне старший

Пятницкий, — жаль, что ты так невыгодно

преобразился; гусарский мундир сотворён для

тебя, в нём я любовался тобою, но эта куртка:

что тебе вздумалось перейти!..

Четыре дня после этих событий Надежда никуда не показывалась: ждала дурных последствий. Но всё было тихо в её деревеньке, уже засыпанной декабрьскими снегами. Поручик Текутев, видимо, пока никому не рассказал о встрече с плачущим корнетом Александровым, а майор Станкович ещё не решил, что ему делать с её тайной и со своей любовью.

Но в понедельник Надежду всё-таки вызвали в штаб полка, потому что пришёл ответ на её прошение об отпуске за 1809-й и 1810 годы. Она получила для отдыха три месяца. Передавая все нужные для отпуска бумаги корнету Александрову, полковник Клебек, летом переведённый к ним из Ахтырского гусарского полка, был как-то особенно любезен. Он предложил Надежде сесть и сказал, что хочет поговорить о ней об одном деликатном деле.

— Я слышал, у вас какие-то нелады с эскадронным командиром. Это правда, корнет?

— Да. — Она была готова к таком разговору. — Мы повздорили. Причиной, право же, был пустяк, и я сожалею, что погорячился.

— Вы согласны пойти на мировую? При мне пожать майору руку в знак прекращения всяких споров и обид?

— Да, конечно.

Майор Станкович, который слушал весь этот разговор, стоя в другой комнате, только покачал головой. Его царица держалась с полным самообладанием. Даже голос не дрогнул. Он решительно вышел в горницу и остановился напротив Надежды. Она отвела глаза, но внешне осталась спокойной.

— Нечаянно, Александров, я обидел вас, — сказал майор. — Хочу в присутствии полкового командира принести вам свои извинения. Желал бы знать, что наша совместная служба в эскадроне нисколько не пострадает...

Они обменялись рукопожатием, во время которого Станкович незаметно стиснул её ладонь. Полковник Клебек с умилением наблюдал за ними.

— Я рад, господа, что ваша ссора теперь улажена. Наш полк известен своей сплочённостью и дружбой офицеров, — начал он и далее прочёл им целую лекцию о том, как надо ценить и лелеять полковую дружбу, которая есть залог боевого товарищества и взаимовыручки.

Вместе со Станковичем Надежда вышла в прихожую. Здесь он молча взял её руку и поцеловал, потом галантно — хорошо, что Клебек этого не видел, — подал ей шинель и открыл перед нею дверь, как даму, пропуская её вперёд.