Таисия Наполова - Московский Ришелье. Федор Никитич

— Что поделаешь. У меня вон конь расковался, тоже, говорят, дурная примета.

Устим с сомнением покачал головой. Фёдор прогнал его: и без того тошно на душе. Сегодня ему сказали, что поступил донос на родственника Ксении — князя Шестунова. Что было в том доносе, никто не знал, но дворовых князя приводили к допросу, допытывались о замысле их господина.

Дело стало громким. На площадь у Челобитного приказа был созван народ, и объявлена была царская милость доносчику за его службу: царь дал ему поместье и велел служить отныне в детях боярских. Народ известили также, что тех слуг, что не хотели доносить на своего господина, подвергали пыткам и жгли им языки.

Событие было неслыханным. Клевета и донос возводились в ранг подвига. Этого ли хотелось царю Борису, но пагубное поветрие доносов охватило всю державу. Не было такого сословия, которое не выставило бы своих доносчиков. Наушничали князья, дворяне, дьяки, люди духовного звания. Родственники доносили на членов своих семей. Общество было охвачено взаимным недоверием и враждой. Многие вынуждены были измышлять доносы. Не доносишь — значит, таишь дурной умысел против царя и его семьи.

Это вело к нравственной гибели людей. На государство надвигалась смута.

Лучшие люди того времени понимали это и думали, как избыть Бориса Годунова. Среди князей, бояр, искренне озабоченных судьбой государства, постепенно созревал замысел, подсказанный паном Сапегой.

Суть этого замысла состояла в том, чтобы воспользоваться неясностями в деле смерти царевича Димитрия. Следственная комиссия, посланная в Углич царём Борисом, извратила факты по его указке. Согласно выводам комиссии царевич не был зарезан, а зарезался сам: во время игры накололся на ножик. Показания свидетелей были противоречивы. Всё это было на руку сторонникам самозванца. Царевич-де спасся от Борисовой грозы.

Отныне у Бориса появился опасный противник. Заговорщики собирались у князя Димитрия Шуйского, ибо его подворье менее других было на подозрении у Бориса. Супругой князя Димитрия была сестра царицы Марьи, дочь Малюты Скуратова — Екатерина Григорьевна. Зная это, как не подумать, почему княгиня Екатерина Шуйская желала зла родной сестре? Лишить Бориса короны — значит, и семью его обречь на опалу и погибель. Но княгиня Екатерина сама хотела быть царицей, и эти честолюбивые замыслы были сильнее сострадания к сестре.

В доме князя Димитрия бывал и Юшка. Постриженный в монахи, он получил и другое имя — Григорий Отрепьев. Постриг он принял после того, как наделал долгов во всех шинках и ему нигде не было веры. Собутыльникам он задолжал деньги, играя с ними в зернь и часто проигрывая.

В монахи он, однако, не хотел идти — нужда заставила. Часто повторял: «Монастырщина что барщина». Его долго увещевали, и только надежда, что бояре избудут Бориса и посадят на царство «царевича», что недолго ему носить ряску, подвигла этого склонного к авантюре малого принять участие в опасной игре. Бояр он не любил, знал, что они потешаются над ним, смеются над его фамилией — Отрепьев. Сам слышал, как боярин Лыков говорил: «Мудрено выйти из посконного ряда без отрепьев».

Фёдор Никитич не позволял себе уничижительного отношения к Юшке. У него издавна сложились добрые отношения с Отрепьевыми. Костромское имение Романовых Домнино находилось по соседству с небольшим поместьем — несколько дворов — Отрепьевых на берегу притока Костромы — речушки Монзы. Ещё одно поместье Романовых — Кисели — тоже соседствовало с именьицем Отрепьевых — Железный Борок. Но доходы с этих имений Отрепьевых были столь незначительными, что их не хватало на содержание семейства, и Юшке пришлось служить у Романовых холопом. Работник он был так себе, но человек занятный. Действиям его часто не хватало здравого смысла, но порой обнаруживался острый ум, изобретательность.

Фёдору Никитичу нередко случалось наблюдать за ним. «Ужели этому некрасивому, но ловкому молодцу суждено успешно сыграть роль природного царевича? Но, судя по всему, задуманному не будет препон. Пути Господни неисповедимы. Российский трон надобно освободить от Бориса Годунова. Не доспели силой — доспеем хитростью».

Так мыслил Романов-старший. Он знал обо всём, что было говорено в доме князя Димитрия Шуйского. Его оповещал о том друг семьи Василий Щелкалов. Сам он, будучи паче всего осторожным, не посещал боярских сходок и не произносил опасных речей. Ещё на опыте своего родителя познал он, что осторожность — родная сестра мужества.

Но, увы, осторожность не спасла его от беды.

...Говорят, грядущему предшествует его тень. Этим словам суждено было сбыться в судьбе Фёдора Романова.

Казалось, ещё ничто не предвещало грозы. Взор царя Бориса был по-прежнему приветлив. Но отчего так томительно было на душе у Фёдора? И чувствовалось, как затаились бояре, словно чего-то ожидая. После воцарения Бориса никто из них не пригласил Фёдора на дружеское застолье. Молчаливее обыкновенного стала Ксения. Да и о чём говорить? И без того все понимали, что в воздухе насевалось что-то тревожное.

Фёдор запрещал себе опасные мысли, но они являлись сами собой. Куда-то исчезло вдруг ощущение телесной ловкости, которое он так любил в себе. На охоту выезжал без прежней радости, и, хоть по-прежнему бил птицу на лету, на душе не было привычного праздника.

А тут ещё брат Александр с видом самой хмурой озабоченности сказал, что надо усилить стражу на подворье.

Александр бывает на дворцовых приёмах: слыхал что-то или догадывается о чём? Но ныне и с братом родным не поговоришь открыто. Более ни слова не добавил Александр к сказанному, но как в воду глядел.

Новость или уже не новость? Царские стрельцы устроили набег на романовское подворье. Силу пришлось отражать силой. Поднялась и дворовая челядь. В ход пошли топоры и вилы. Царские воины поспешно отступили.

Было, однако, ясно, что новая беда не заставит себя долго ждать. Романовы опасались умышления на жизнь домочадцев. Но царь Борис оказался хитрее подобного рода подозрений...

Как известно, истинная хитрость — в простоте приёмов. Царю Борису не надо было долго искать эти приёмы. В памяти поколений ещё были живы многие случаи расправы Ивана Грозного с неугодными ему людьми. Где тут правда и где вымысел, но люди нередко кончали жизнь на плахе — по подозрению в умышлении на жизнь царя отравными зельями. В народе таких людей считали злодеями. Толпа, понятно, суеверна и доверчива.

На это доверчивое суеверие толпы и рассчитывал царь Борис. Он не сомневался, что люди поверят в злодейский умысел бояр Романовых. Того ради и был им пущен слух, что они домогались трона.

Чтобы утвердить свою победу над Романовыми в общественном мнении, Борис Годунов задумал явить своё милосердие. Он, не в пример царю Ивану, решил даровать своим недругам жизнь, ограничив свой гнев на них опалой и ссылкой.