Анри Кок - Последние из Валуа

– О, госпожа графиня, я уж давно знаю Париж: жил здесь два года до того, как уехал в Грезиводан и поступил к барону де Ла Мюру, упокой Бог его душу!

– Отлично, – произнесла Тофана. – Тем легче тебе будет помочь мне в том, чего я желаю.

– И чего же госпожа графиня желает?

– А вот чего: тот господин, который так поразительно похож на зятя твоего бывшего хозяина, графа Филиппа де Гастина… Помнишь?.. Я еще просила тебя обратить на него внимание в прошлую пятницу, когда он заходил в лавку?

– Да-да… Шевалье Карло Базаччо.

– Кто тебе сказал его имя?

– Слуга господина Рене.

– Так вот. Шевалье Карло Базаччо, нанеся мне в тот день визит, сказал, что имеет сообщить мне нечто важное. По каким-то неизвестным причинам, он не желает видеться со мной здесь. Стало быть, мне нужно нанять, а если это будет необходимо, то и купить дом, пусть небольшой, но совершенно обставленный, со всеми удобствами, и главное – как можно подальше отсюда.

Тартаро несколько секунд потирал лоб, повторяя:

– Небольшой, но совершенно обставленный, со всеми удобствами… гм! гм!.. как можно подальше отсюда… гм! гм!..

И вдруг, всплеснув руками, воскликнул:

– О, какой же я глупец, госпожа графиня! Ведь я знаю похожий дом, а все никак не мог вспомнить!

– В самом деле?

– Да. Это дом господина барона д'Арше, бывшего виночерпия его величества короля Генриха II, и находится он на улице Святого Стефана Греческого, рядом с коллежем Монтегю. Я проходил там вчера.

– Но барон д'Арше?

– Оставил его два месяца назад, по причине смерти дочери. Он уехал в Анжу вместе с супругой.

– Тебе-то это откуда известно?

– Дело в том, что мажордом барона д'Арше, Тибо Лепик, женат на одной из моих кузин, Анжелике Тартаро. Их-то, Тибо и Анжелику, барон и баронесса, уезжая, и оставили следить за домом.

– И этот дом меблирован?

– О!.. И роскошно меблирован, в этом я вам ручаюсь, госпожа графиня. Барон д'Арше – человек богатый.

– И ты думаешь, что Тибо Лепик согласится…

– Вам его сдать?.. Да я в этом уверен! Барон и баронесса вернутся в Париж не раньше чем через год, так что Тибо будет только рад заработать несколько пистолей… Впрочем, если и не будет – не страшно. Он мне кое-чем обязан.

– Довольно. Спустись и скажи, чтобы подготовили паланкин.

– Хорошо. Поедем на улицу Святого Стефана Греческого, госпожа графиня?

– Разумеется! И сейчас же.

Через час Тофана, сопровождаемая Тартаро, уже стучала в дверь особняка барона д'Арше. То было во всех отношениях великолепное жилище. И за неделю поисков Тофана не нашла бы лучшего. Обставленное роскошно и в то же время со вкусом. Украшенное садом, полным редких кустарников и цветов. Стоящее – в полном уединении, что и требовалось – в тени стен коллежа Монтегю. Настоящее любовное гнездышко! И, как и предполагал Тартаро, хранители этого гнездышка, ни секунды не колеблясь, предоставили его в полное распоряжение госпожи графини Гвидичелли.

Прежде всего потому, что не могли отказать кузену… И потом, графиня Гвидичелли проявила себя такой щедрой! О, она даже не торговалась! С нее запросили пятьдесят золотых экю за два месяца аренды, и она тут же выложила сто – за четыре месяца.

Елена Тофана жаждала удовольствий. Она надеялась, что ее связь с прекрасным неаполитанцем продлится как минимум до осени.

Было два часа, когда, решив все дела с Тибо Лепиком и его женой, графиня Гвидичелли покинула этот дом, где ей так не терпелось принять Карло Базаччо.

Снабженный письмом в адрес последнего, Тартаро в это время был уже на полпути к особняку д'Аджасета. Письмо это содержало следующие строки:

«Шевалье!

Вы говорили мне, что будете не против уделять мне время от времени несколько минут. Свободны ли вы сегодня вечером, в девять часов? Если да, то мой оруженосец сообщит вам, где я с нетерпением буду вас ждать.

В четыре часа Тартаро вернулся с таким ответом:

«Прелестная графиня!

Я к вашим услугам всегда и так часто, как вы сами того пожелаете, так что сегодня в девять я буду в том месте, которое указал мне ваш оруженосец.

Когда оруженосец удалился, Тофана дважды или трижды поднесла эту записку к губам и, бросив взгляд на стенные часы, вздохнула:

– В девять! Тогда как сейчас еще только четыре! Пять часов, пять долгих часов ожидания!

Нежная Тофана! Услышь кто, как она так воркует, мог ли бы он подумать, что эта женщина – как сама она хвалилась королеве-матери: « Убила – из мести либо по призванию – столько людей, что ими можно было бы населить целый город »?

С наступлением темноты, то есть примерно в половине девятого, Великая Отравительница была уже на месте свидания.

Ее распоряжения там были неукоснительно исполнены. Роскошный стол был накрыт в той из комнат второго этажа, что примыкала к спальне, где простыни на кровати были сплошь из черного атласа – в полном соответствии с той изысканной модой, которой старались придерживаться все уважающие себя куртизанки того времени.

В своем прошении о разводе с первой женой, Маргаритой Валуа, Генрих IV говорит о черных атласных простынях , на которых королева Марго принимала любовников. За столом должен был прислуживать Тартаро, карауливший у дверей дома, дабы проводить к графине шевалье Карло Базаччо.

Тофана тем временем решила прогуляться по саду. Он был прекрасен, повторимся, этот сад, засаженный редчайшими кустарниками и цветами, от которых исходили самые приятные ароматы. Тофана присела в беседке, покрытой ломоносами и жимолостью, и стала внимательно вслушиваться в малейший шум, который известил бы ей о приходе возлюбленного.

Вечер был тихий, теплый, лунный; соловей пел свои страстные песни, и Великая Отравительница живее прежнего предалась, под влиянием этих располагающих к неге обстоятельств, мечтам о предстоящем свидании с человеком, внушившим ей такую непобедимую страсть. С того места, где она сидела и которое выбрала нарочно, просматривалась вся аллея – метров в двести длиной, по которой должен был присоединиться к ней Карло Базаччо.

Внезапно Тофана встрепенулась: в конце аллеи, как ей показалось, выросла некая белая тень. Удивленная, она вскочила с места; фигура исчезла, но через несколько секунд появилась снова, шагов на пятьдесят ближе. Уж не почудилось ли ей? Как бы то ни было, Тофана смело двинулась вперед. Страха она не ведала, и не без причины: как мы уже знаем, она не верила ни в Бога, ни в дьявола.

Никогда еще ни одна из ее жертв не восставала из могилы, чтобы упрекнуть ее в своей смерти, стало быть, для нее, как сама она признавалась Екатерине Медичи, « небеса были пусты, ад же существовал лишь в воображении людей боязливых ».