Анри Кок - Последние из Валуа

«Я не хочу выходить замуж», – сказала я вечером Маттео.

Он печально повесил голову.

«Но я не запрещаю вам любить меня», – добавила я.

Он бросился мне в ноги. Да, он был прекрасен, этот парень, а как любил меня! Было ли это чувство взаимным? Не думаю. Он потворствовал всем моим дурным привычкам, только и всего. А какие ночи мы проводили вместе в его комнатушке, куда я приходила, когда все вокруг засыпало! В заливе, в его качающейся на волнах шлюпке, наши тела сплетались воедино, одни губы находили другие, и мы предавались всепоглощающей страсти! Став любовницей Маттео, я стала несколько пренебрегать своим учением, но когда я попыталась извиниться за это перед Себастьяно Гритти, он лишь снисходительно улыбнулся.

«Ничего, ничего, малышка, не переживай. Я отнюдь не эгоист. Сейчас ты развлекаешься – в твоем возрасте это естественно, но когда-нибудь и, думаю, даже очень скоро, ты вернешься, на этот счет я спокоен».

И он оказался прав. Три месяца спустя, утром, я прибежала в его домик на Монте Кальварио, вся бледная, дрожащая, страшно взволнованная.

«Что с тобой, дитя?» – спросил он.

«Маттео меня разлюбил».

«Уже!.. Быстро же он охладел, этот господин! А почему, знаешь?»

«Он хочет жениться».

«А! Так он все-таки не отказался от этой мысли…»

«Я ее видела, ту, на которой он намерен жениться. Ее зовут Флавия Клавоне. Я даже говорила с ней, прямо сказала, что Маттео принадлежит мне».

«И что?»

«Она назвала мена бесстыдной и позвала родителей, которые выставили меня за порог!»

«Хо-хо, как это, должно быть, обидно – оказаться выставленной за порог какими-то бедняками! Ну а потом?»

«Я провела ночь на берегу, дожидаясь Маттео, который был в море. Я умоляла его отказаться от женитьбы; но он ответил, что они поженятся через неделю».

«Через неделю!.. Черт возьми, малышка, раз уж этот господин Маттео так охладел к тебе, нужно с этим смириться… и забыть его».

«Я его забуду, но прежде хочу отомстить за себя! Отомстить ему… ей, этой Флавии, которая меня оскорбила, ее отцу и матери, которые выставили меня за дверь!»

«Отомстить!.. Легко сказать!.. Но как отомстить стольким людям?»

«Убив их! Убив их всех! Дайте мне какое-нибудь средство, которое их убьет!.. Che mi sian cavali gli occhi se (пусть у меня вырвут глаза), если я его не употреблю!»

Не успела я произнести мою клятву, как Себастьяно Гритти с жаром обнял меня и поцеловал.

«В добрый час! – воскликнул он. – Я знал, что твои инстинкты еще дадут о себе знать. Ты достойна знать, Нанелла, и ты узнаешь! Я не умру, не оставив на этой проклятой земле свое отражение. Идем! Сначала я дам тебе то, что ты желаешь».

Я последовала за учителем. Он привел меня в ту комнату, доступ в которую до сих пор был мне воспрещен. Она оказалась очень просторной, светлой и высокой; в глубине ее стояла громадная печь, а кругом стояли и лежали самые разнообразные инструменты, корзины с сушеными травами, различные минералы, чучела, бумаги, книги.

Себастьяно Гритти вынул из маленького шкафа бутылку, наполненную какой-то бесцветной жидкостью, и отлил из нее половину в небольшой флакон.

«Вот, держи», – сказал он, протянув флакон мне.

«Что в нем?»

«Смерть».

Он пристально посмотрел на меня, желая знать, какое впечатление произведет на меня это слово: «смерть».

Я улыбнулась, и он просиял.

«Сколько людей можно убить этой жидкостью?» – спросила я.

«О, сколько хочешь! Я для тебя не скуплюсь».

«Благодарю. Но как…»

«Употребить этот яд против тех, кого ты ненавидишь? Ну, это уж твое дело, а не мое. Могу только заверить тебя в том, что яд этот не оставляет следов и причиняет лишь минутное страдание».

«Хорошо. Прощайте!»

«Куда ты собралась?»

«Пойду подумаю над тем, как мне отравить Маттео Руццини, Флавию Клавоне и ее родителей».

«Ступай, но будь осторожна. И, если ты исполнишь свое намерение, малышка, я дам тебе больше, чем золото… я научу тебя, как получить его столько, сколько ты пожелаешь».

Свадьба, как и сказал Маттео, состоялась через неделю. Всю эту неделю я всем улыбалась и демонстрировала полное спокойствие.

Люди, конечно, знали, что Маттео за мной ухаживал, но о том, что мы были любовниками, никто даже не догадывался, поэтому все полагали, что я несильно расстроилась, когда этот неблагодарный меня оставил, и скорее сочувствовали мне, нежели надо мной насмехались.

Торжественный обед по случаю бракосочетания проходил в доме Клавоне. Как и Руццини, богачами они не были, поэтому стол был накрыт всего человек на пятнадцать, не больше.

Приготовление блюд было возложено на одну пожилую вдовушку, жившую по соседству, Марту Галлу, которая, по слухам, была весьма искусной кухаркой.

Из окна своей спальни, укрывшись за занавеской, я могла видеть, как жених и невеста в сопровождении родственников направились в церковь.

Как только оба семейства и музыканты исчезли за углом улочки, что вела к Аннунсиате – ближайшей церкви, я выскочила на улицу и засеменила к дому Клавоне.

У окна, на первом этаже, сидела, взбивая тесто для zeppole, сладкого пирога, который, как вы, конечно, знаете, госпожа, неаполитанцы просто обожают, старая Марта Галла.

Взбивая и перевзбивая тесто, и то и дело поглядывая на печь, в которой томились пять или шесть основных блюд.

Я подошла к окну.

«А, это ты, Нанелла!»

И, сочтя необходимым наградить меня утешительным комплиментом, добрая женщина продолжала сочувствующим тоном:

«Поистине, Маттео не очень хорошо поступил с тобой… как я считаю. Но ты девица видная, так что не переживай: у тебя таких, как он, еще штук десять будет!..»

«Я тоже так думаю», – весело отвечала я.

«Вот и правильно, что не печалишься. Как тебе мое тесто? Вроде ничего получилось, а?»

«Лучше и быть не может!»

«Вот-вот! Капельку водки, ложечку оливкового масла, чтобы стало полегче – и дело с концом. Пока не подойдет время делать zeppole , и трогать его не буду».

«А вы на вкус его не пробуете?»

«Уже пробовала разок – хватит!»

«Ах!»

«Что такое?»

«У вас ничего не горит, Марта? Смотрите, от той кастрюли, что слева, какой-то дым поднимается…»

«Да-да, там у меня кролики тушатся. Верно, слишком много угля подкинула!»

И, вмиг позабыв о тесте, кухарка бросилась к своим кроликам. Флакон был у меня в руке, и мне оставалось лишь перегнуться через подоконник, что я и сделала.

«До свидания, Марта».

«До свидания, милая».

Я вернулась домой и заперлась в своей комнате.

Молодые вернулись лишь через два часа. О, какими долгими они мне показались, эти два часа!

Наконец зазвучали скрипки, возвещая о возвращении моих врагов. Моих врагов! С теми, кого я ненавидела всеми фибрами моей души, были люди – и таковых было большинство, – к которым я не испытывала никакой враждебности.