Александр Бородыня - Крепостной шпион

Но музыканты сбились — очень неудачные были в тот день музыканты. Образовалась пауза, и Василию всё-таки удалось справиться со своим волнением.

Единственным человеком, который заметил появление хозяина особняка был ротмистр Удуев. Бурса спустился по лестнице, отдал короткие распоряжения слугам и исчез в другом конце зала.

«Что-то произошло, — подумал Удуев. — Что-то весьма серьёзное. У человека без веской причины не может быть такого выражения лица. У этого человека вообще не может быть подобного выражения лица — он умеет прятать своё лицо от других, умеет прятать свои чувства».

За окнами сыпал сухой снег. Снег закручивало, било в стёкла, и он блестел, преломляя свет огромных люстр.

— Вальс! — Вторично объявил распорядитель.

Но опять первые такты были прерваны — прерваны громким стоном. Анна сбросила со своей талии руку несчастного Василия и в раздражении повернулась. Все замерли.

Где-то в доме быстро одна с другой хлопали двери. В образовавшейся тишине были слышны напуганные возбуждённые голоса невидимых слуг. Все присутствующие в зале хорошо видели, как лицо Аглаи побелели, губы смялись в болезненной гримасе.

— Ничего, — сказала она с трудом, — сейчас пройдёт.

После долгих мгновений Аглая стояла неподвижно, вцепившись в локоть своего партнёра, потом качнулась и упала. По залу прокатился вздох.

Поймав девушку на руки, Трипольский крикнул:

— Воды!

После чего, не дожидаясь пока принесут воды, схватил с подноса, замершего в испуге лакея, бокал с ледяным шампанским и плеснул его в лицо Аглаи.

Глаза девушки закатились, она вся дрожала, как от сильного озноба, но каким-то невероятным усилием всё-таки приговорила:

— Простите, барин… — голос её звучал еле слышно, но не было вокруг человека не понявшего этих двух слов.

— Рана ещё не зажила, — объяснил Трипольский. — Но думаю она скоро очнётся.

— Что ж, серьёзное ранение? — приближаясь поинтересовался ротмистр Удуев.

— Пустяк. Попала под французскую пулю. Никакой опасности, — в голосе Трипольского явно прочитывалось беспокойство. — Она молодец, она очень сильная. Вот увидите, завтра на балу у графа Т… мы опять будем с ней танцевать.

Трипольский сам укутал Аглаю в шубу и вынес на руках на улицу. Все кинулись к окнам.

В полутьме за снегом можно было разглядеть, как Андрей Андреевич устраивает девушку в санях, накрывает её пологом, после чего долетело с улицы резкое: «Гони!» и сани с шелестом растворились во мраке.

Сам Трипольский вернулся в гостиную. Отряхнулся, осмотрелся, медленно поворачивая голову, и вдруг с широкой улыбкой подступил к Анне.

— Я рассчитываю на следующий танец, — сказал он, смерив каким-то нехорошим язвительным взглядом Василия с головы до ног. — Уверен, следующим номером у нас будет мазурка.

Руки мертвеца застыли на деревянных лифтовых рычагах, пальцы побелели и остыли. Пришлось отделять их по одному.

Лампы наполняли кабинет сильным, почти немигающим светом. Дверь заперли изнутри, портьеры на окнах опустили.

Ощущая неприятную слабость в ногах, Бурса отступил вглубь библиотеки и наблюдал оттуда. В первую минуту он сбежал вниз по лестнице, и сгоряча накинулся на слуг. Однако вовремя прикусил язык — никто не должен был знать о шпионе. Никто не должен был знать об убийстве. Расследовать произошедшее следовало тихо.

Не решившись позвать слуг, Константин Эммануилович пригласил в свой кабинет секретаря и Наталью Андреевну. Он воспользовался тем, что гости устремились к окнам наблюдать, как владетельный граф Трипольский собственноручно отнесёт в сани крепостную девку Аглаю.

Княгиня и библиотекарь покинули гостиную не привлекая внимания.

По приказу генерала, Сергей Филиппович вытянул мёртвое, уже теряющее гибкость тело, из кресла, и при помощи бесстрастной Натальи Андреевны, уложил его на полу. Секретарь был бледен и кривит губы.

— Я не могу больше, — прошептал он.

— Нужно доктора, — сказал Бурса.

Секретарь поднял голову.

— Зачем?

— Мы должны установить причину смерти.

— По-моему она ясна.

Секретарь мизинцем указал на торчащий из груди мертвеца кухонный нож с круглой деревянной рукояткой.

— Действительно, не стоит доктора, — сказала Наталья Андреевна. — Даже если перед тем, как заколоть его отравили, это ничего не меняет. Огласка нам теперь опасней самого убийства.

Она отошла и присела в кресло.

— Ты допросил слуг?

— Допросил.

— Убийца ещё в доме?

— Думаю нет.

Бурса ходил медленными шагами вдоль стеллажа с книгами.

— Похоже убийца вошёл через дверь чёрного хода, вслед за жертвой. Нож из кухни взят.

Бурса остановился. Он стоял спиной к секретарю.

— Мне кажется, убийца настиг его в последнюю минуту в лифте. Мы не можем исключить, что он был подослан моим братом Иваном, и в моём доме мог иметь сообщника. Пожалуйста, Серёжа, осмотрите тело, — не поворачиваясь, попросил Бурса. — Может быть там какое-нибудь письмо.

— Это он собирал сидения о последней экспедиции Ломохрустова? А заодно и о твоём сводном брате Иване, — спросила Наталья Андреевна, не глядя на мертвеца.

— Он.

— Как его звали?

— Разве это имеет значение?

— Он принадлежал к нашему обществу?

— Да.

— Нижний список?

— Да.

— Тут нет ничего, — сказал секретарь. Расстёгивая тугие пуговицы на камзоле мертвеца и обшаривая его карманы, он испачкал руки. — Подкладка разорвана.

— Здесь должно было находиться письмо, и убийца взял его.

— Жаль.

В голосе Натальи Андреевны ни испуга, ни сострадания, не холода. Эта женщина опять поразила Сергея Филипповича. Теперь она была также спокойна и величественна, как несколько минут назад среди гостей, разве только потеряла свою улыбку.

«Господи, — подумал секретарь, — Господи, я не должен думать об этой женщине, по крайней мере, сейчас. Я не должен о ней думать. Почему я думаю о ней? Почему я не могу отвести глаз от её лица?»

— Когда приезжает твой брат, — спросила Наталья Андреевна.

— Должен был уже приехать.

— Плохо.

— Наташа, — сказал Бурса, — может так случиться, что в этом деле мне потребуется помощь «Пятиугольника».

Некоторое время Наталья Андреевна молчала. Снизу долетал смех, топот. Музыки не было. За окном на улице прогрохотала карета.

Бурса остановился и напряжённо смотрел на Наталью Андреевну.

— Нет, — наконец сказала она, — наше общество не может этим заниматься серьёзно, не имея доказательств.

Многочисленные часы в разнобой пробили десять. Снег за окнами повалил сильнее. По всему было похоже, ждать бесполезно. И Удуев, одиноко замерев у стены с бокалом в руке, прикидывал уже, что лучше, теперь же уйти или всё-таки присоединиться к развернувшейся, наконец, карточной игре.