Александр Бородыня - Крепостной шпион

Бурса печально посмотрел на него.

— Да, — совсем упавшим голосом сказал он. В глазах его была такая безнадёжная пустота и боль, что Трипольский содрогнулся. — Всё же мы родственники, одна кровь. Я подумал, может быть, он как-то отзовётся на мою слёзную просьбу освободить Анну, — Бурса махнул рукой. Но, конечно, сообразил. — Без толку всё это. Зверь он в человечьем обличье, зверь.

Дождавшийся внизу в гостиной Афанасий, был просто атакован Трипольским. Андрей Андреевич горячо напал на поручика, предлагая сейчас же, сегодня же вечером, вместе кинуться в дорогу и продолжал непрерывный монолог до самых дверей своего особняка. Только увидев почтенно склонившегося лакея, Андрей опомнился и, повернувшись к приятелю, спросил:

— Ну так что же, ты поддержишь меня в этой экспедиции, Афанасий?

— Поддержу, — усмехнулся поручик, — тут и моя честь, сам понимаешь, немного задета. Хотя бы в память о моем друге Василии Макарове поддержу. Но только не сегодня вечером, ради Бога. Прошу. Подготовить это следует. Мне нужно испросить отпуск в полку.

— Конечно, конечно, — с жаром согласился Трипольский, — нужно ещё раз с Удуевым встретиться, иначе, кто нам подорожную выправит. Пойдём пока, пойдём, выпьем по маленькой, а то я продрог совсем. Пойдём в дом, чего мы на пороге-то замерли.

За два дня всё было подготовлено. Афанасий оформил свой отпуск, а Трипольский, встретившись с ротмистром, договорился о помощи с документами. Но тут ледяная сухая погода оборвалась, резко потеплело, и пошёл нескончаемый дождь. В одночасье дороги размыло и ни единого шанса проскочить на приготовленной коляске дальше первой же городской заставы не стало. Никакая безумная храбрость не могла вытянуть завязшие в глине колёса.

Пришлось отложить экспедицию до холодов, до того момента, когда дороги замёрзнут и будут засыпаны снегом.

Весь каменный Петербург ещё блестел от влаги, а Новгородскую губернию уж накрыло тёплым снеговым пуховиком.

После ужасного спектакля и последовавшей и за ним расправой во дворе усадьбы прошло много времени. После неудачной казни Прохора Анна Владиславовна уже на следующий день послушно спустилось к завтраку. Она заставляла себя быть вежливой иногда на её губах появлялась вымученная улыбка. Она обязала себя поддерживать любой разговор, и отношение Ивана Бурсы к девушке с каждым следующим днём будто бы менялось к лучшему.

Анну стали выпускать из комнаты, дали возможность гулять по парку. Под тщательным присмотром ей даже было позволено несколько раз прокатиться на лошади. Виктор не солгал — в конюшне Бурсы действительно нашёлся вороной жеребец с белой звездой во лбу по кличке Алтай. Жеребец этот не обманул ожиданий соскучившейся по быстрой езде Анны Покровской.

Иван Бурса не спешил. Он хотел подчинить Анну и получить всё по доброй воле. Анна Владиславовна, в свою очередь, имела целью спасти Аглаю. Девушка даже разрешила себе кокетничать с Виктором, хотя с нажимом называла его «мой милый муженёк», что веселило Бурсу.

Когда Анна сделала попытку навестить раненую Аглаю, Виктор неожиданно поддержал её. Бурса, в тот момент пребывающий в прекрасном расположении духа, сразу согласился:

— Думаю не будет беды, если мои крепостные девушки между собой немножко посекретничают, — сказал он. — Я читал где-то такую фразу: «Если у вас есть два драгоценных камня, один получше, а другой чуть победнее, но в сто крат всё равно богаче прочих камней, то в пользу будет соединить их оба вместе. Пусть соревнуются рядом, ведь всё равно они оба в вашей власти, в вашей короне». Так что Вы, Анна Владиславовна, бриллиант первой величины, а фехтовальщица наша, — Бурса хитро глянул на Виктора, — она тоже немалого стоит.

Раны Аглаи зажили. И уже в конце октября обе девушки, одетые в новенькие песцовые шубки, прогуливались вдоль пруда. Представленная охрана держалась на некотором расстоянии и говорить можно было без опаски. Это был их первый разговор наедине за всё время, и как только стало возможно, Аглая сказала:

— Бежать нам надо, Анна Владиславовна, бежать. Скоро дороги замёрзнут.

Аглая вынула руку из муфты и, сделав вид что подавляет волосы, глянула на охрану. Но оба наёмника были увлечены новой горничной по имени Соня, также обязанной наблюдать за девушками.

— Как же бежать? — удивилась Анна. — Вдвоём?

— Дороги замёрзнут, — сказала Аглая, — выйдем тихо ночью и убежим. Иван Кузьмич пока от нас подвоха не ждёт. Нужно пользоваться, только лошадей заранее приготовить.

— Хорошо, я согласна. Но сначала ответь мне на один вопрос.

Аглая удивлённо посмотрела на Анну.

— Мне скрывать нечего, на любой вопрос готова ответить.

— Не пойму я никак, — сказала Анна, — кого же из них ты всё-таки любишь? Виктора — мужа моего венчанного или Андрея — моего жениха? Я, конечно, глупость спрашиваю, может, это даже очень пошло, но пока я не разберусь в этом вопросе, пойми, как я могу тебе довериться.

Соня, большого роста тощая девка тридцати лет, бежавшая из монастыря и преданная пригревшему её Бурсе, обладала очень острым слухом. Поэтому, наверное, Иван Кузьмич и представил её к девушкам. Заметив, что между Анной и Аглаей пошёл напряжённый разговор, Соня повернула голову, но не сделала и шагу вперёд, опасаясь спугнуть.

Андрей мой хозяин и равно с тем брат, — долетело до слуха Сони. — Это очень сложно объяснить. Мы вместе детьми играли, он мне образование дал, вместе в тайное общество пошли, вместе на парижских баррикадах бились.

— Но ты любишь? Любишь его? — настаивала Анна.

Аглая ответила так тихо, что Соня, как ни старалась, не смогла уловить её слов:

— Я люблю Виктора.

— А он?

— А он жизнь за меня отдаст.

— За тебя или за хозяина?

Соня прислушивалась со всем напряжением, но улавливала лишь обрывки слов.

— Он Ивану Бурсе предан совершенно, — грустно сказала Аглая. — Но, думаю, если перед ним такой выбор поставить, то у Виктора сердце разорвётся. Думаю, он шевельнуться не сможет, если ему нужно будет выбирать между мной и барином, думаю, он лучше себя убьёт. Впрочем, как и я, — совсем уже еле слышно закончила она. — Если заставят выбрать между жизнью Андрея и Виктора, одинаковые мы с ним холопы, и кровь нас соединила.

Стоя у окна своей спальни, Иван Кузьмич наблюдал за двумя фигурками в светлых шубках, медленно огибающими пруд. Две пушистые куколки на фоне гладкого снега.

— Наверняка ведь побег затевают, — Бурса с удовольствием потёр ладони, — сговариваются.

Было холодно. Иван Кузьмич потянулся и дёрнул за шнур звонка.

«Тем приятней будет моё объявление, — подумал он со злорадством. — Может быть, я и дам вам убежать. Может быть я вообще вам обеим вольную подпишу. Только сначала вы должны будете мои условия исполнить, красавицы мои бриллиантовые».