Эмилио Сальгари - Капитан Темпеста. Дамасский Лев. Дочери фараонов

Они выпили еще по кружке и встали, собираясь вернуться на берег, как вдруг их остановил женский крик, за которым последовали дикие вопли мужчин. За кругом танцовщиц послышались возбужденные проклятия мужчин, а рыдающий женский голос повторял:

– Отстаньте от меня, негодяи!

– Ведьма! Колдунья! – донеслось со всех сторон. – Сознавайся, где его ослепили? Мы хотим знать, где сокровище!

– Что там происходит? – спросил Миринри, посмотрев на Ату.

– Не знаю, – ответил тот.

Женщина продолжала кричать, а к ней со всех сторон с руганью и проклятиями бежала разъяренная пьяная толпа. Танцовщицы и музыкантши в страхе разбежались, побросав инструменты, которые тут же были безжалостно растоптаны.

Вдруг над всей этой пугающей неразберихой взвился чей-то звучный голос:

– Надо ее ослепить в отместку за беднягу Нуфера!

– Да, надо выжечь ей глаза! – взвыли сотни голосов. – Раскалите какую-нибудь железяку! Пусть лучше пожелает нам удачи!

– И покажет, где сокровище! – раздался тот же голос.

Услышав такие слова, Миринри рванулся вперед и выхватил у одного из эфиопов бронзовую секиру. Сильной рукой он, как былинку, поднял вверх тяжелое оружие и, прежде чем Ата и Унис успели его удержать, бросился на пьяных, крича на ходу:

– Остановитесь, презренные! Остановитесь, иначе всех уложу!

– Миринри! – крикнул Унис.

Но юноша не услышал голоса человека, который его вырастил и был ему как второй отец. Левой рукой он с геркулесовой мощью раскидывал пьяных, а правой крутил над головой секиру, угрожая опустить ее на чью-нибудь голову. А тем временем в гуще толпы раздавался все тот же отчаянно звонкий женский голос:

– Вместилище огня! Душа лесов! Светоч сумрака! Дух ночи! Откройся мне и прокляни всех этих негодяев! Ампе́, Мирипе́, Ма, Тейбо Вуворе, к вам взываю!

– Давайте-ка за ним! – быстро сказал Ата, повернувшись к эфиопам. – Держите оружие наготове и, если начнут сопротивляться, не щадите никого.

– Оружие! – властно потребовал Унис. – У меня еще крепкая рука!

Ата выхватил из-за пояса один из двух медных кинжалов с широким и очень острым лезвием и протянул ему.

– Вперед! – скомандовал он сразу.

Миринри пробивал себе дорогу в толпе. Он был похож на Геркулеса или, скорее, на разъяренного льва.

– Расступись! – кричал он. – Горе тому, кто тронет эту женщину!

Эфиопы уже спешили ему на подмогу. Все как на подбор крепкие, мускулистые, они имели явный перевес над египетскими матросами и рыбаками, которые еле держались на ногах от выпитого вина. Они мощным клином шли сквозь толпу, а пьяная компания, опомнившись от первого испуга, пыталась зажать Миринри и не давала ему пройти к девушке, которая продолжала звать на помощь всех подземных богов. Эфиопам удалось наконец сильным рывком смять пьяную орду и отбросить ее к пальмовой роще, окружавшей место праздника.

Девушка осталась одна, и теперь Миринри смог к ней подойти. Она была необыкновенно хороша, с прекрасным телом, с гривой длинных черных волос, рассыпанных по плечам, а не заплетенных в замысловатые косы, как у женщин Нижнего Египта. Глаза ее сверкали каким-то странным огнем, пронизывающим, как острие меча. Ее лицо отличала дивная чистота линий, а на коже необычного цвета, сравнимого разве что с позолоченной бронзой, играли розоватые отблески, и все это вместе производило неизгладимое впечатление. Грудь ее прикрывали золоченые металлические чашечки, талию перехватывал разноцветный пояс с серебряным шитьем, завязанный спереди узлом, так что концы его свешивались до земли. Короткий калазирис в белую, голубую и красную полоску был сшит из трех полотнищ, и среднее из них острым мысом доходило до колен. Босые ноги унизывали золотые кольца с тонкой резьбой и с крупными изумрудами. На руках тоже красовались богатые браслеты, а на грудь спадало роскошное ожерелье из бирюзы, которому позавидовала бы сама жена фараона.

– Кто ты? – спросил Миринри, пораженный колдовской красотой девушки, а особенно необычным блеском черных глаз.

– Колдунья Нефер, – ответила девушка, пронзив фараона взглядом.

– А за что эти пьянчуги хотели тебя убить?

– Я умею читать будущее, и они требовали, чтобы я им сказала, где скрыто сокровище храма Кантапека.

– Зачем же ты сюда пришла?

– Я всегда иду туда, где искрится веселье.

– Хочешь пойти со мной?

– Куда?

– На мою лодку. Если ты здесь останешься, пьяные тебя убьют.

В бездонных зрачках колдуньи вспыхнула искра, по телу пробежала дрожь.

– Ты красивый и храбрый, – сказала она. – Мне такие нравятся. К тому же я обязана тебе жизнью.

– Поторопись, Миринри, – сказал Унис. – Пьянчуги возвращаются, и теперь они вооружены. Бежим!

Юный фараон гневно огляделся и стиснул секиру, словно собирался отбиваться от настоящего урагана. Потом взял девушку за руку и потащил прочь.

– У меня на лодке тебе ничего не будет угрожать.

А пьяная орда, опомнившись от удивления, уже выбегала из-за пальм и орала:

– Смерть чужестранцам! Принесем их в жертву Бастет!

Это уже были не те беззащитные подвыпившие люди, что плясали вокруг амфор с пальмовым вином. Теперь у них были луки, копья, бронзовые палки для отражения ударов, напоминающие средневековые франджиспады [46] Франджиспада (буквально: шпаголом или мечелом) – длинная металлическая палка, которую выставляли в качестве заслона в рукопашном бою и о которую ломалось холодное оружие. , медные кинжалы односторонней заточки, похожие на оружие Меровингов, бронзовые топоры, пики с серповидными наконечниками и здоровенные ножи с длинными изогнутыми лезвиями. Некоторые успели даже облачиться в рубахи из грубой ткани с нашитыми на них тонкими металлическими пластинами, которые защищали от стрел.

Количество выпитого вина и численное превосходство придавали им смелости, и они дерзко напирали, как стая голодных волков, ругаясь, улюлюкая и стараясь не давать путникам перейти на травяной остров, а с него на парусник, где они были бы в безопасности.

Увидев, что они ускорили шаг, Ата вытащил из-за пояса саб, особый вид диагональной флейты, и с силой подул в нее. В воздух взвились резкие, визгливые звуки, которые, должно быть, услышали и на другом берегу Нила. И тотчас же эфиопы, занятые выкашиванием морской травы, бросили работу и, как легион демонов, кинулись через травяной остров, крутя над головами тяжелыми бронзовыми секирами.

– Скорее! – крикнул Ата. – Бегом!

Миринри, держа за руку колдунью, которую, впрочем, не особенно напугала ярость схватившей ее пьяной толпы, двумя ударами топора уложил двоих, пытавшихся нацелить в него копья, и в несколько прыжков достиг берега реки. С тыла его прикрывали четверо эфиопов, Унис и Ата, удерживая толпу на расстоянии.