Эмилио Сальгари - Капитан Темпеста. Дамасский Лев. Дочери фараонов

Но что особенно поразило египтологов, так это то, что даже в ходе самых разнузданных оргий подданные фараонов ни на минуту не забывали о смерти. Похоже, она составляла основную заботу жителей плодородной долины Нила. Почти всегда в самый разгар веселья вносили маленький саркофаг с чрезвычайно искусно изготовленной и разрисованной деревянной фигуркой покойника и говорили, обращаясь к подвыпившим гостям: «Посмотрите, вот такими вы будете после смерти. А потому – пейте, пока живы, и развлекайтесь, сколько хватит сил!»

Если в наше время какой-нибудь хлебосольный хозяин позволил бы себе такую шутку, то не знаю, какими были бы следующие минут пятнадцать его биографии и удержались ли бы гости, чтобы не пустить в ход кулаки. А древние египтяне не придавали этому большого значения, и появившийся саркофаг ничуть не портил им аппетита: для них в смерти не было ничего ни ужасного, ни отталкивающего. Она их настолько мало пугала, что зачастую они по нескольку месяцев хранили в доме мумии своих родственников, прежде чем перенести их наконец в фамильную мастабу. Более того, для мумии иногда оставляли почетное место на празднике, и присутствие мрачного гостя с остановившимися глазами и неестественным, размалеванным лицом отнюдь не охлаждало веселья его близких и не удерживало их от того, чтобы напиться.

Пир, который Нефер устроила в честь своих гостей, был поистине царским. Блюда, поданные на драгоценных подносах, сменяли друг друга, кушанья и вина отличались изысканностью, так что уже к середине обеда почти все эфиопы, которые, наверное, даже не видели никогда такого изобилия, были изрядно пьяны.

Ата и Унис, сидевшие за столиком, ближайшим к Миринри и Нефер, выглядели возбужденными и громко смеялись и разговаривали. Конечно, опьянению немало способствовал острый цветочный аромат. Цветы стояли в вазах возле столиков и постоянно падали сверху, образуя на полу настоящие клумбы. Опьянели, казалось, все, и чаша эта не миновала даже юного Сына Солнца. А Нефер все подливала и подливала ему сладкого вина с ливийских склонов.

– Пей, мой господин, – говорила она, увидев, что его чаша опустела, и неотрывно глядела на него своими сверкающими глазами. – Опьянение сладостно, оно навевает мечты и помогает многое забыть.

– Я пью, – отвечал Миринри, которому вдруг стало ужасно весело. – Я пью за свет твоих глаз.

Казалось, он позабыл о своей царевне и никого не видел перед собой, кроме Нефер.

А музыка все звучала, и танцовщицы крутили свои пируэты, искусно играя легкими покрывалами и шарфами, давно снятыми с бедер. Взрывы смеха мешались с легкими переборами мандол, звоном систр и звуками одинарных и двойных флейт.

Нефер не отрывала взгляда от глаз Миринри, словно хотела его загипнотизировать, как змея гипнотизирует птицу, чтобы и он тоже не смог освободиться от ее чар.

– Ты жжешь мое сердце, Нефер, – вдруг сказал он. – Не смотри на меня так, у тебя в глазах горит какой-то странный огонь, и он разъедает тот образ, что впечатан в мою душу.

– Видение?

– Да, постоянное видение.

– Юная царевна?

– Да кто же ты, если все угадываешь?

– Я же сказала: я колдунья.

– А! И правда, а я позабыл.

– Почему ты не хочешь, чтобы я на тебя смотрела?

– Сам не знаю…

– Ты боишься, что огонь моих глаз сожжет и уничтожит образ той девушки?

Вместо ответа Миринри взял в руки чашу, только что наполненную Нефер, и заглянул в нее.

– Что ты там высматриваешь? Боишься, что я подмешала в вино какое-нибудь зелье?

– Нет, мне показалось, что на дне чаши я вижу глаза, не похожие на твои, и эти глаза на меня смотрят.

– Налей сверху еще вина, и ты их больше не увидишь, – сказала Нефер, быстрым движением снова налив в чашу вина. – Ну вот, они исчезли.

Миринри последовал совету колдуньи и осушил чашу с вином, не заботясь о том, глядят ли на него со дна глаза юной царевны, которые зажгли в его сердце огонь, не желающий гаснуть. Окончательно захмелев, он откинулся на львиную шкуру и подпер рукой ставшую очень тяжелой голову. Нефер устроилась рядом и принялась обмахивать ему лицо веером из страусовых перьев, поданным рабыней.

Унис и Ата тоже развалились на шкурах, служивших им ковром. Эфиопы, изрядно опьяневшие, последовали их примеру и, зевая, слушали всякие истории, которые рассказывали им танцовщицы, сидевшие за их столиками.

– Ну что, мой господин, – с лукавой улыбкой сказала Нефер. – Теперь жизнь кажется прекрасной, правда?

– Да, лучше, чем в пустыне, – отозвался Миринри, все больше подпадая под очарование горящего взгляда девушки. – Здесь я испытываю счастье, о каком там, среди песков, даже отдаленно не мог мечтать. Ты волшебница, ты богиня, теперь я в этом не сомневаюсь.

– А если бы все дни были такими, тебе понравилась бы такая жизнь?

– Да, но ты забываешь, что мне еще предстоит завоевать трон.

– Трон! Ты об этом говоришь, но ни разу не подумал, что там, в заносчивом Мемфисе, тебя могут ожидать серьезные опасности?

– Ну так что ж? Миринри сможет их отразить, как и подобает молодому и сильному воину. Разве я не Сын Солнца?

– Значит, ты хочешь власти.

– Да, Нефер.

– А разве здесь тебе ее мало? Хочешь стать царем Острова теней? Нынче вечером над твоим лбом сверкнет символ власти, и мы все станем тебе поклоняться, как богу. Чего тебе еще надо? Пышность фараонова двора ничуть не лучше той, что я могу тебе предложить. Мое маленькое царство омывают те же воды священной реки, что омывают стены Мемфиса. У тебя будет все, что пожелаешь: праздники, пиры, танцы и музыка. Тебе будут прислуживать прекрасные девушки. Остров теней стоит Мемфиса, и здесь ты не почувствуешь бремени власти.

Миринри покачал головой:

– Там мне предстоит завоевать не только трон.

Нефер рывком села, в гневе взмахнув руками, но тут же подавила вспышку ярости.

– Трон и царевна, – вздохнула она. – Опять она! Опять все то же!

Она схватила золотую амфору с вином и доверху наполнила чашу Миринри.

– Выпей еще, такого вина не пивали даже в Мемфисе, этот виноград вызревал на берегах Красного моря. По твоим жилам пробежит огонь, а потом ты сладко уснешь.

У Миринри слипались глаза, и он слабо улыбнулся:

– У меня в чаше какое-нибудь зелье?

– С чего ты так решил?

– У меня перед глазами какой-то туман, и он прячет ее от меня.

– Кого?

Миринри не ответил, затуманенным взглядом рассматривая чашу.

– Пей, – настаивала Нефер. – Вино сладкое, как мед, и такого ты уже не попробуешь, когда твоя бессмертная душа вознесется к небесному своду, где сияет богиня Нут [53] Богиня Нут, чье тело состояло из звезд, была у египтян богиней небосвода. (Примеч. авт.) . Но я не хочу, чтобы ты думал, будто Нефер подмешала зелье в это вино. Посмотри на меня.