Эмилио Сальгари - Капитан Темпеста. Дамасский Лев. Дочери фараонов

– Ра возвращается! – крикнул Тети. – Он освещает нам путь! Вперед, мой народ! Тети поведет тебя!

– В царский дворец! – ревели тысячи голосов. – Да здравствует Тети!

Старик, все еще державший щит в одной руке и окровавленный клинок в другой, перешагнул через убитого льва и двинулся к Лабиринту. Стотысячная толпа, ведомая давними сторонниками старого монарха, шла за ним сплоченными рядами, под оглушительные крики. Поднявшись по лестнице, он крикнул, перекрывая своим зычным голосом шум толпы и потрясая оружием:

– К царскому дворцу! Нынче вечером у Мемфиса будет другой правитель!

– Да здравствует Тети! – в исступлении отвечала объятая восторгом толпа.

Когда толпа вошла в Мемфис, в городе царило смятение. Слух о том, что Тети, в смерти которого многие сомневались, снова появился, распространился с быстротой молнии. Люди выбегали из домов с оружием, готовые умереть, защищая спасителя Египта. Крики «Да здравствует Великий Тети!» разносились по всем кварталам, от берегов Нила до границ пустыни, и к бесчисленным отрядам, пришедшим со стороны водохранилища, присоединялись новые. Теперь вокруг Тети образовалась новая гвардия: люди окружали его, оставив ему свободное пространство, а он шел все время впереди.

Когда толпы горожан подошли к царскому дворцу, все двери оказались распахнуты. Стража, лучники, сановники, фавориты – все позорно бежали. Тети приостановился на мгновение, чтобы окинуть взглядом грандиозное здание, где он правил, когда был великим монархом, потом вошел в просторную галерею, поднялся по широкой лестнице и отважно вошел в тронный зал, который больше никто не охранял. В двадцать четыре двери, распахнутые настежь, с криками врывался народ.

В глубине зала, сжавшись в комок на сверкающем золотом троне, в царском одеянии и со знаками царской власти в одеревеневших руках, сидел смертельно бледный, объятый ужасом Пепи.

Толпа остановилась и притихла. Символы высшей власти, которые фараон сжимал в руках, и в особенности урей, сверкавший у него надо лбом, и величие трона снова сделали из людей послушных рабов.

По счастью, Тети не смутился. Он направился прямиком к брату, глядевшему на него со страхом, взбежал по ступеням трона, быстрым движением сорвал урей, с презрением швырнул его на пол и крикнул:

– Вот, ты больше не царь!

Потом, отбросив щит, крепко схватил Пепи за руку, выволок его на середину зала и бросил на белые мраморные плиты пола, подняв над его головой окровавленное оружие.

– Этот клинок убил льва, – сказал он, – убьет и узурпатора-вора.

В то время как в водохранилище Пепи разыгрывал свою последнюю карту против брата, пытаясь удержать трон, который под ним зашатался, из царского дворца вышел отряд лучников, охраняя паланкин с разноцветным тентом. Его несли четверо рабов-нубийцев богатырского сложения.

В паланкине сидели Нитокри и Нефер. Вырвав у Пепи помилование для Миринри, они направлялись теперь к некрополю, чтобы освободить несчастного юношу, живым замурованного в огромной подземной усыпальнице, занимавшей пространство почти под пятой частью города. Нитокри выглядела веселой, а Нефер, напротив, поняв, что навсегда потеряла человека, которого безответно любила, была печальна и делала неимоверные усилия, чтобы сдерживать слезы, дрожавшие на ресницах.

– Сестра, – сказала Нитокри, – все тяжкие испытания, что выпали на долю Миринри, теперь кончились. Ему ничто не угрожает, потому что он под моей защитой, и отец не осмелится причинить ему зло. Он будет гордостью двора. Отец уже стар, а когда он умрет, Миринри провозгласят царем Египта.

– А Миринри согласится столько ждать? – спросила Нефер. – Он покинул пустыню и спустился по Нилу, чтобы завладеть троном твоего отца.

– Отец не может вот так взять и отречься от престола. Может быть, потом, но не сейчас.

– Я повторяю, Нитокри: он согласится?

– Ну, со мной он не станет настаивать: он меня слишком любит.

– Это верно, – прошептала Нефер, подавив вздох. – Ты стала для него вечным видением – что в пустыне, что на Ниле, что здесь.

– Значит, он все время говорил обо мне? – спросила Нитокри, и в ее прекрасных глазах загорелся огонь.

– Все время… всегда…

– Я тоже не могла забыть отважного героя, который, чтобы спасти мне жизнь, хладнокровно, с мужеством истинного льва жертвовал своей.

Они уже вышли из города, и нубийцы ускорили шаг, направляясь к последнему из скалистых отрогов, туда, где виднелись многочисленные пирамиды, большие и поменьше, занимавшие огромное пространство. Это был некрополь Мемфиса, самое большое в мире кладбище, где богатые и бедные, одни в мастабах, другие в бесчисленных подземных коридорах, тянувшихся до самой дельты Нила, спокойно спали вечным сном.

Разглядев в этом хаосе высокую стену, сложенную из блоков серого базальта, Нефер вздрогнула.

– Он там, за этой стеной, да? – спросила она Нитокри.

– Да, – ответила дочь Пепи, тоже вздрогнув от страха.

– Он жив?

– Но его здесь закрыли всего несколько часов назад.

– А вдруг он от отчаяния убил себя?

– Замолчи, Нефер! – в тревоге вскричала Нитокри. – Как он мог себя убить? Там же нет никакого оружия!

– Надо спешить!

– Да. Бегом! – крикнула Нитокри нубийцам.

Рабы бросились вперед, понуждая лучников тоже пуститься бегом. Теперь паланкин двигался между пирамид и маленьких каменных туров, уже отчасти занесенных песком. Потом этот песок засыплет все вокруг. По пути им не попалось ни одного человека, потому что египтяне, боясь потревожить покой мертвых, посещают кладбища только по большим праздникам.

Дойдя до базальтовой стены, имевшей форму пирамиды и обозначавшей вход в подземный некрополь, отряд остановился. Нубийцы поставили паланкин на землю, и Нефер с Нитокри вышли.

– Где камень? – в сильном волнении спросила дочь Пепи.

– Вон он, – отозвался один из лучников, указав на более темный кусок мрамора. – Пятый по счету.

– Рабочие, приступайте.

Шесть человек в одежде стражников вышли вперед. У каждого в руках было по толстой бронзовой палке и по тяжелому молотку клинообразной формы.

– Не теряйте времени, – сказала им Нитокри и повернулась к лучникам. – А вы приготовьте факелы.

Камень был большой, по меньшей мере кубометра два, и вытесан из самой твердой породы. За него энергично принялись тяжелые молотки, но расчистить его края оказалось делом нелегким. Прошло больше трех часов тяжелой работы, прежде чем удалось сколоть штукатурку, державшую камень, и он зашевелился.

Все это время Нитокри несколько раз останавливала рабочих и, приложив к камню ухо, вслушивалась, не прозвучит ли за ним крик или какой-нибудь другой сигнал Миринри. Но пока все было безрезультатно. Может, несчастный юноша заблудился в темных галереях, пытаясь найти выход, а может, в отчаянии разбил себе голову о стену?