Владимир Череванский - Любовь под боевым огнем

– Положить его на войлок и отнести к Иованесу.

Охотников оказать эту услугу инглези не нашлось, но грозные усы воеводы и его энергические окрики напомнили толпе о существовании чудовищ, втягивающих в себя при каждом дыхании по сто богатырей. Явились импровизированные носилки, и образовалось шествие, на посмотрение которого высыпал весь Чекишляр.

Угар от смеси коньяка с бузой был так силен, что О’Донован опомнился от него только на другой день и то уже на пароходе, державшем курс на западный берег Каспия. На пароход он попал, нужно думать, не по личной инициативе, хотя и в совершенной сохранности. Из его имущества недоставало только записных книжек с листками, способными возбудить неприятные для автора разговоры в военно-полевом суде.

Но где же гоняться за потерянными листками, когда чекишлярский берег был уже далеко! Далеко был от этого берега и Якуб-бай, благоразумно последовавший совету Иованеса и предпринявший экстренную морскую поездку на туркменской лодке к берегам Персии.

Разумеется, бранный воевода донес в Красноводск о своем необыкновенно дипломатическом поступке, но командующий был занят в это время более важными делами. Он снаряжал караван в две тысячи верблюдов.

Интересно взглянуть в азиатской степи на большой верблюжий караван. В нем все первобытно, начиная с верблюда, этого обездоленного и природой, и людьми существа. При его тонких ногах из хрупкой кости природа наградила его тяжелым корпусом и безобразно длинной шеей. Она подарила ему крепкий хребет. Обрадовавшись этому хребту, как приятной находке, человек пользуется им по праву властелина земли самым безжалостным образом.

«Какая это выносливая скотина!» – говорит он, взваливая на верблюжий горб массу непосильной тяжести. «И какое покорное при этом животное», – говорит тот же фарисей, держа в руке повод, продетый сквозь носовой хрящ верблюда.

Вероятно, таким же диким способом водили караваны и во времена библейские, и во времена походов Александра Македонского. Кроткие, напрасно вопиющие о милости зрачки верблюда не возбуждали и тогда жалости во властелинах земли.

Караван готовился из верблюдов, только что пришедших из приуральских степей. Обессиленные длинными переходами без отдыха, они с трудом поднимали тяжелые вьюки.

Караван готовился при торжественной обстановке. Охрана его состояла из батальона, батареи и сотни казаков; начальником колонны был граф Беркутов, а его помощником поручик Узелков. Отпуск продуктов шел под личным надзором Можайского. Вообще этому транспорту командующий придавал особое значение, так как он разом выдвигал вперед двадцать тысяч пудов сухарей, галет, крупы, масла, консервов.

– Образина, за что ты рвешь ему ноздри? – крикнул граф Беркутов на лоуча, поссорившегося со своим верблюдом. – Кныш, дай ему по морде!

Кныш старательно исполнил приказ начальника. Лоуч ожесточился и уже схватился было за нож, но, вспомнив, что у него где-то там, далеко в степи, есть жена и колыбелька с ребенком, он выронил нож на землю и зарыдал. Тогда граф Беркутов подал ему горсть серебра.

– Ха-ха-ха! – раздался громкий смех Скобелева. – Если ты будешь дарить каждому лоучу по горсти серебра, то состояние твое в опасности.

Нетерпение одолевало кипучую натуру командующего. Он считал исправную доставку этого именно каравана чуть ли не залогом успеха всей экспедиции.

– Большое вам, господа, спасибо за усердие! – провозгласил он, выходя из-за провиантских баррикад. – Надеюсь, что транспорт выступит не позже одиннадцати.

Подав знак продолжать работу, не стесняясь его присутствием, он обратился к графу с наставлением:

– Ты, разумеется, не сердишься за то, что я поручил тебе такую черную работу, как командование сухарным транспортом. В глазах наших кавказцев ты не более как фазан, между тем я торжественно обещал не иметь в отряде белоручек. Теперь слушай меня внимательно. Прежде всего не думай, что твое поручение чересчур просто. Поверь, в сию минуту на нас смотрят немало шпионов Тыкма-сардара. Они будут провожать тебя всю дорогу, но тебя конвоирует несокрушимая в Азии сила – батальон и батарея. На ночлегах на караван будут наскакивать одиночные головорезы. Берегись тогда своих лоучей, но каравана не поднимай. На всех остановках у тебя должна быть внутренняя полиция. Лоучу очень приятно сделать прореху в мешке с мукой, налить туда воды и подставить его верблюду. Кто в твоем распоряжении, поручик Узелков? Позовите сюда поручика Узелкова.

Поручик явился на рысях.

– Поручик, вам дано почетное поручение охранять транспорт, на который обопрется в будущем вся наша экспедиция. Я завидую вам. С Богом, и посмотрим, так ли вы управитесь с двумя тысячами верблюдов, – продолжал ласково Михаил Дмитриевич, понизив голос, – как вы управились с ролью садовника в монастыре Святой Варвары.

Зардевшись от этой любезной шутки, Узелков пожалел лишь о том, что Михаил Дмитриевич не потрепал его за ухо.

– Поручик, вы были садовником в монастыре? – спросил с удивлением граф Беркутов.

– Не совсем так и притом случайно…

– Нет-нет, допроси его на привале… Вам предстоит впереди адская скука, допроси, как он, засмотревшись на княжну Гурьеву, отпилил себе палец. Интересно. До свидания, трубите сбор!

Протрубили сбор. Заняв площадь в несколько квадратных верст, караван выступил в путь поистине тяжелый и трудный.

Природа наградила закаспийскую степь печатью гнета и уныния. Переход от песчаных дюн к солончакам и равнинам из раскаленной глины нисколько не веселит взор европейца. Вся флора степи состоит из убогих кустиков соледревника и тамариска и двух-трех видов ползучек, которыми брезгает и неприхотливый аппетит барана.

При движении летом большого каравана степь предъявляет путникам все свои худшие стороны: духоту, зной и тучи раскаленной пыли. В этой туче можно двигаться только по три версты в час, слушать при этом неумолчный рев верблюдов, звон медных погремушек, окрики, приказания и проклятия озверелых лоучей. Изредка появляются миражи в виде караванов и воды, воды…

Караван графа Беркутова подобрался к ночлегу только в полночь. Бивак разбили с расчетом на возможность ночного нападения. Наконец обратились и к чаю.

– Расскажите, Яков Лаврентьевич, как это вы попали в монастырские садовники? – спросил своего помощника граф Беркутов.

– Видите ли, граф, это было в дни моей молодости, то есть прошлым летом, когда я гостил у дальнего своего родственника, князя Гурьева.

– Вы родственник Артамона Никитича? – скорее воскликнул, нежели спросил граф Беркутов.

– Дальний…

– И знаете княжну Ирину?

Узелков не успел ответить, как в охране послышались одиночные выстрелы. Горнист и барабанщик моментально выросли возле графа, но начальник колонны хорошо помнил наказ командующего не поднимать тревоги без крайней надобности. Притом же она скоро и выяснилась: пикет отвечал одинокому бесшабашному всаднику, подскакавшему к каравану, чтобы пустить в него пулю и скрыться под покровом ночи.