Александр Кердан - Суд офицерской чести

А Кривда продолжал:

– Теперь всё в минус пойдёт: и ненаписанный протокол, и отсутствие боевого листка… Проверяющие всё увяжут, как звенья одной цепи. И смерть Коваля, и плохую заправку постелей в палатках. В общем, так. Садись, Саша, и пиши план политико-воспитательной работы на этот месяц. Я тебе его задним числом утвержу. Да не забудь ещё, чтоб в тетради по мерам безопасности роспись Коваля была, что ознакомлен… Наведи порядок в расположении, дорожки песочком посыпь. До рассвета должен всё успеть! Ну, что медлишь, как будто первый день в армии служишь!

Жуйков вздохнул и пробормотал:

– Есть, товарищ майор…

Он служил в армии не первый день и крепко усвоил грубоватую, но точную армейскую присказку: «Ночь поросёнка кормить, к утру зарезать, и чтобы три слоя сала было!» Он и сам любил повторять ходовую фразу из сказки о Буратино: «Была уже середина ночи, но в Городе Дураков никто не спал».

Не спать по ночам, ударно работать, наводя внешний лоск, хорошо умели в части, где Жуйков служил до командировки. Не раз и не два перед приездом комиссий эти «замазывания» и «доработки» превращались в полуночные бдения всего личного состава.

Несколько дней, а то и недель подряд офицеры ходили на службу не выспавшиеся, хмурые, срывая свою злость на таких же издёрганных солдатах.

Потом наступал день избавления – долгожданная комиссия наконец приезжала. И уезжала, увозя купленные в Военторге с чёрного хода дефициты и акты разбора, в которых, согласно той же армейской мудрости, поощрялись офицеры, достойные наказания, и наказывались невиновные.

Когда воспаленное, словно от бессонницы, солнце выморгнуло из-за леса, Жуйков обошёл свои владения: парк, палаточный лагерь. «Марафет» был наведён. Всё было в полном ажуре.

В десять утра прилетел вертолёт.

Члены комиссии во главе с полковником, начальником оперативной группы, долго ходили по парку, смотрели на лежащий флагшток, на провода. Качали головами.

Не забыли заглянуть и на ПХД, и в палатки, где жили солдаты. Остановились перед витриной со стенгазетой.

– «Берите пример с передовика соцсоревнования ефрейтора В. Коваля», – вслух прочитал одну из заметок начальник оперативной группы.

У Кривды даже щека задергалась – недоглядел… А полковник, повернувшись к Жуйкову, с расстановкой произнёс:

– Погубил ты хорошего парня, взводный! Погубил… Да… Домой сообщили? Как будете отправлять тело? С билетами на самолет помогу. Вы, Виктор Викторович, – обратился он к замполиту, – возьмите под свой личный контроль, чтоб всё было по-людски… Комбату передайте мой приказ – возбудить в отношении Жуйкова уголовное дело, назначить опытного военного дознавателя.

И добавил:

– Коваля нет. А живым надо думать о живых! Нельзя, чтобы на батальон, да и на всю опергруппу пятном легло служебное преступление Жуйкова. Да и о происшествии стоит подумать – не несчастный ли это случай?.. Поговорите с солдатами взвода. Найдите контакт с прокурором местного гарнизона. В общем, думайте, думайте, отцы-командиры…

Прощаясь, он крепко пожал руку Жуйкову: мол, держись, не раскисай, в беде не оставим.

Уже давно осело облако грязи и мокрых листьев, поднятое улетевшим вертолетом, а замполит и Жуйков всё ещё стояли у вертолетной площадки.

Оба молчали. Но думали об одном: о том, что сказал и что недосказал им полковник.

Собрание личного состава решили провести в походной столовой сразу же после ужина – на сытый желудок трудные вопросы решаются проще.

Когда Кривда и взводный зашли в палатку, солдаты молча поднялись, приветствуя офицеров.

Замполит прервал гнетущую тишину:

– Садитесь, товарищи! Есть разговор. Непростой. – И, помолчав, повторил слова начальника оперативной группы:

– Коваля с нами нет. Но живым надо думать о живых, ребята! Командир батальона возбудил в отношении вашего взводного уголовное дело. Если подтвердится, что в гибели ефрейтора Коваля виноват Жуйков, ещё одна семья – семья Жуйкова – останется без кормильца. Тюрьма ему грозит… А подтвердится это, если хоть кто-нибудь из вас в беседе со следователем скажет, что место для установки флагштока определил командир взвода, что о мерах безопасности он вас не инструктировал…

Солдаты молчали. Вдруг кто-то из «партизан» спросил:

– А на пенсию для детей Васи это не повлияет?

– Не повлияет, не повлияет. С пенсией будет полный порядок, обещаю! – поспешно заверил Кривда.

– Но ведь место-то указал взводный, – тихо произнёс Мосунов. – Жуйков виноват в смерти Коваля. Что ж, он и ответственности не понесёт?

– Вы, товарищи, в основном коммунисты и комсомольцы – народ сознательный, – медленно подбирая слова, сказал майор, – должны всё понимать. От ответственности Жуйков никуда не денется. Послезавтра заседание парткома батальона… Да и приказ начальника опергруппы о наказании виновных уже составлен. Там всем «подарки» розданы: и Жуйкову, и мне, и комбату…

– Д-да не виноват взводный, – поднялся с места один из водителей – рядовой Пономарёв, тот самый, что прошлым утром помогал Ковалю поднимать флагшток. Он ещё не совсем пришёл в себя и говорил, заикаясь. – Нн-е виноват взводный! Это п-показуха убила Васю! Вспомните, м-мужики, сколько раз мы парк п-переделывали, чтобы приезжающим н-начальникам угодить! Сколько втыков п-получил командир за то, что не по бумажке сделано! А Вася хотел, чтобы больше дурной работой не заниматься…

– Да что там говорить, – поднялся парторг, – давай голосовать. Кто за то, чтобы спасти взводного от тюрьмы?

Жуйков поднял глаза и увидел взметнувшиеся руки, но облегчения не почувствовал.

Цинковый гроб с телом Коваля был отправлен на родину в сопровождении старшего прапорщика Кондратенко и земляка погибшего – рядового Печёнкина.

Жизнь взвода вроде бы вошла в обычную колею. Подъём. Завтрак. Развод на работы. О Ковале старались не говорить. На первый взгляд казалось, что о нём забыли: живые думают о живых…

Но каждое утро Жуйков, заходя в парк, перенесённый по указанию начальника опергруппы на новое место, видел, как полощется на ветру обгоревший кусок красной материи на металлическом флагштоке. Заменить флаг солдаты взвода отказались категорически. Жуйков настаивать не стал.

А на месте, где упал поражённый током ефрейтор, кто-то вбил деревянный колышек с фанерной звездой и табличкой: «Здесь погиб при исполнении воинского долга Коваль Василий Павлович». И дата…

Прокурор Энского гарнизона, грузный подполковник в роговых очках, встретил Кривду и Жуйкова настороженно и официально вежливо.

Выслушав замполита, он поднялся, подошел к книжному шкафу. С нарочитой медлительностью достал Уголовный кодекс РСФСР, полистал его: