Сулейман Рагимов - Орлица Кавказа

— Поставьте графин на место! — властно приказала жена. — Застегните мундир, сядьте прямо!

— Меня унизили, Клавдия, — сказал он еще раз с невыразимой грустью. — За что, кому я сделал плохое?

Клавдия внимательно посмотрела на мужа и поняла, что всякий разговор с ним сейчас бессмысленен. Лицо ее внезапно преобразилось.

— Ну, вставай, вставай. Тебе отдохнуть пора. Пойдем в спальню, — шепнула она ему на ухо, и он, схватив ее руки, стал покрывать их страстными поцелуями, бормотал несвязное, ласковое, нежное, и она почувствовала на своих ладонях горячие слезы.

Вечером она заставила мужа рассказать все, что произошло в Тифлисе, до малейших подробностей, выспрашивала, как при разговоре вели себя наместник и министр, виделся ли он с женой наместника, что она ему говорила, какое на ней было платье. Губернатор с трудом восстанавливал в памяти мелочи, которые казались ей очень важными, но в конце концов, намучившись, Клавдия составила для себя более или менее правильную картину происшедшего.

Видимо, движение бунтовщиков приняло угрожающий характер. И государь дал знать наместнику о своем недовольстве. Ничего хорошего ни наместнику, ни министру это не сулит. Естественно, нужно найти главного виновного всех этих событий, убедить министра, что этот виновник не он сам, а министр готов, чтобы его убедили, так легче выпутаться из щекотливого положения.

«Они одурачили его, — глядя жалостливо на мужа, думала Клавдия. — Они его обвинили, и он принял это на веру. Теперь они стравливают его с князем Белобородовым и требуют самолично навести в Зангезуре порядок. Порядок в короткий срок, конечно, нельзя восстановить. Но это для них выигрыш времени. Потом они выдадут императору Белобородова как первого мятежника, а Федора как никчемного правителя, бестолкового губернатора, утолят жажду мести и предупредят будущие осложнения. Благо, виновные уже есть, грехи на них переложены. Здесь не без помощи жены наместника. Не без помощи! Старая карга, тобой побрезговали, теперь ты мстишь».

— Что же вы думаете делать? — спросила спокойно Клавдия.

— Не знаю! Пропади все пропадом! Ну, поеду в Зангезур, — убитым голосом ответил губернатор.

— Поедете-то вы обязательно, вам нельзя не ехать. Но надо ехать не так, как в Тифлис!

Мысль Клавдии работала быстро и расчетливо. Нет, она не хотела сдаваться, она не хотела отсюда уезжать посрамленной, она вообще не хотела уезжать отсюда. Она была здесь первой и первой хотела оставаться. Они могли вернуться к себе в имение или купить небольшое поместье за границей, допустим, но так убить последние свои дни, возиться со стареющим мужем, слушать одни и те же армейские анекдоты, какие-то татарские стихи, и не ощущать уже больше никогда этой пленительной дрожи, когда перед тобой склоняются почтительно, снимая мохнатые шапки, необузданные мужчины дикого края и покорно приседают в затверженном поклоне молодые рабыни, не слышать восхищенного шепота вслед за собой, не быть законодательницей мод, не иметь этих восхитительных прогулок в горах… И не это даже главное. Она просто не хотела, не умела уступать!

— Мы поедем вместе, и на этот раз ты не посмеешь меня ослушаться, — сказала она, едва заметно раздувая побелевшие ноздри. — Ты займёшься войсками, тюрьмой, Белобородовым, я встречусь с этой татаркой.

— Нет, каков князь! Каков князь, — сокрушенно взмахнул руками губернатор. Так подвести меня под монастырь. Так опорочить.

— Будьте благоразумны, генерал! Князь — дворянин не из плошеньких. И государь его любит, я знаю это наверно. Огонь поугаснет, и Белобородова снова станут привечать.

— К черту — заревел губернатор. — Не суйся в мужские дела!

Через минуту он просил прошения, целовал ей руки, истерично вздыхал. И было непонятно, почему этот дородный, крепкий еще мужчина, снисходительный и насмешливый, так быстро себя терял.

«Нет, — подумала Клавдия. — Лучше ему выезжать одному. — А я найду потом причину. Скажем, он по дороге захворал, нуждается в уходе. И будет естественно и хорошо».

Женщина смотрела на меркнущие вечерние окна, и во взгляде ее вспыхивали злые огоньки.

На Зубова свалилась неприятность. Мальчишка, схваченный за убийство Рябова, загадочно бежал. Поначалу Зубов никак не мог понять, что, собственно, случилось. Полчаса назад он виделся с Людмилой Николаевной и был еще мысленно рядом с ней. Женщины давно не волновали его до умиления и бессонницы, но улыбка его новой знакомой и доверчивое пожатие горячей быстрой руки обещали полковнику то, о чем он уже стал забывать. Это вывело его из равновесия. Андрей и Людмила завтра с утра собирались в Гёрус, о котором были наслышаны, и Зубов всерьез подумывал о том, чтобы отправиться с ними, тем более наместник что-то такое говорил ему накануне.

Так что понадобилось несколько минут, пока Зубов не сообразил, что здесь произошло. Насколько он понял, убийца бежал не сам. Пудовый амбарный замок висел на своем месте, но в сарае остались только аккуратно разрезанные острым ножом веревки. От начальника тюремного гарнизона, забитого унтера, ничего нельзя было добиться: он стоял навытяжку перед полковником и бубнил посиневшими от страха губами одно: «Никак нет, ваше благородие!..»

— Я вас сгною в этом подвале, мерзавцы, — сквозь зубы процедил полковник. — У кого еще были ключи от замка, кроме Рябова и Пантюхи? У тебя они есть? Отвечай, болван!

— Никак нет, ваше благородие…

— Заладил, ублюдок, одно и то же… Вот прогоню сквозь строй, научишься говорить… Нашли Пантюху?

— Никак нет, ваше благородие…

— Скотина! Сами, небось, отпустили этого бродягу за вином.

— Никак нет, ваше благородие, — взмолился начальник гарнизона, — Не сами.

Наконец приволокли мертвецки пьяного Пантюху и вылили на него два ушата ледяной воды. Старый солдат поднялся на ноги, отряхнулся по-собачьи и снова свалился.

«К черту все, — устало подумал Зубов. — Надоело!»

Он велел бросить Пантюху в самую холодную камеру, лить на него воду до тех пор, пока не вспомнит, куда дел свой ключ от подвального замка. Были взяты под стражу и два других солдата, ставшие невольными свидетелями происшествия.

— А ты, сукин сын, — сказал Зубов, впрочем, уже беззлобно, начальнику гарнизона, — помалкивай. Узнает кто о побеге, три шкуры спущу. Ты понял?

— Так точно, ваше благородие! — ответил повеселевший унтер.

— На вот, — Зубов протянул серебряный рубль. — Пойди, помяни Рябова, царство ему небесное. А этих болванов не выпускать до моего приезда!

Войдя к наместнику, Зубов сделал полуобиженный вид и сказал, что он готов выполнить данное ему намедни распоряжение отправиться в Гёрус для инспектирования местной тюрьмы, хотя инспекция это не его дело и вообще здесь хлопот по горло. Он чуть не переиграл, но в конце концов все для него обошлось благополучно: наместник не очень вникал в то, что говорил ему полковник.