Евгений Гропянов - За переливы

«Мне уж лучше», — сказал однажды капитан. — «Отпотели… Теперь вовсе не раскрываться и лежать. Рубаха сильно мокра?» — «Хоть выжимай». — «Тогда поменять нужно». — Денщик порылся в сундуке. Свежая исподняя рубаха холодила тело. — «Как почта?» — вновь спросил капитан. Денщик заботливо подоткнул под его спину одеяло. — «До завтра ждать нужно. Но вы не беспокойтесь, выздоравливайте скорее… Свечи я оставлю».

Денщик мягко вышел. Капитан отбросил одеяло, босиком приблизился к окну и прижался лбом к прохладному стеклу. Темно.

Неспокойные мысли завладели им. Может, что приключилось с Сарычевым да с Галлом или до сих пор нет оказии, чтобы отправить письмо… Мучительны и тяжелы дни безвестия даже в славном городе Якутске. Судьба экспедиции волновала Биллингса, и сейчас, будучи отдаленным от экспедиции сотнями и сотнями верст, он корил себя за отъезд и все чаще думал, что даже смерть в экспедиции гораздо легче, чем унылое якутское прозябание.

Лишь через месяц Биллингсу вручили пакет. Он торопливо и неровно его вскрыл. Впервые капитан Биллингс заснул непуганым сном.

Два военных корабля осторожно прошли мимо скал, которые напоминали огромные каменные ножи, вогнанные в воду.

Два корабля в кильватер, приспустив паруса, поскрипывая снастями, промеривая лотом глубину, вошли в Авачинский залив.

Марсовые были начеку. Капитаны не уходили с мостиков.

Приказано: канонирам неотлучно находиться у пушек и ждать команды.

Авачинский залив пугал тишиной, а капитан Кларк, командующий эскадрой, видавший все моря планеты, знал: тишина обманчива.

— Чертовски холодно, — пробормотал он, поежился и запахнул полы плаща.

Сейчас Кларк вспомнил Гавайские острова: земной рай. А здесь холодная весна. Пугающе встречает их заснеженная цепь гор — ожерелье Авачинской бухты. В полуденном солнце горы искрятся.

— Флаг! — закричал марсовый из бочки.

Властным жестом Кларк потребовал трубу, она была вмиг подана.

Командующий увидел в трубу российский флаг, развевающийся над домиком, несколько строений. Однако… Странно, очень странно. Где же люди?

— Бейке, вы кого-нибудь видите? — спросил он тревожно у штурмана.

— Пусто, — ответил Бейке. — Непонятно…

— Лечь в дрейф! — приказал Кларк.

Канониры держали фитили наготове.

Василия Николаевича к полудню разморило, и он решил соснуть часок, другой. Он уже и китель повесил на спинку кресла, и дело дошло до сапог, но ворвался без стука вестовой.

Василий Николаевич, корабли!

— Наши?

— Не разглядел.

— Тогда беги к Зосиму. Скажи, пусть приготовится к встрече.

Вестовой исчез.

— Кто ж к нам пожаловал… Однако надо торопиться, — бормотал он, снова влезая в китель. Но тут его бросило в пот. — А ведь чужие! Ей-богу, свои пальнули б…

Мгновение спустя он понял, что порт в опасности. В величайшей опасности!

Василий Николаевич выскочил на крыльцо.

— Англичане, — проговорил он потерянно.

Сомнений не было. На рейде с наведенными на порт пушками стояли корабли. Английские.

«Ждут команды», — подумалось ему. В следующий миг он бежал под гору, к косе, где размещалась казарма, построенная еще матросами Витуса Беринга.

Василий Николаевич Шмалев замещал главного командира Камчатки премьер-майора Магнуса фон Бема, который перебрался в Большерецк после большого пожара. От портовых строений осталась лишь ветхая солдатская казарма. Повезло, правда, церквушке почти уцелела, лишь колокол оборвался.

Батюшка, вытирая почерневший колокол, говорил:

— Уподобился ты собрату своему, — намекая на судьбу Царь-колокола.

Колокол меньшой подняли без труда.

И хотя немногочисленные жители потянулись за Бемом в Большерецк, батюшка остался при церкви. Сейчас, при виде запыхавшегося Шмалева, он понял: беда.

— Звони, отец! — крикнул Василий Николаевич, приостанавливаясь. — Да посильней. А я на косу, — и дальше — рысью через мелкий кустарник.

«Кому звонить? — хотел было спросить батюшка. — В порту лишь солдаты!..» — «России грозит опасность, — подсказало сердце. — Звони. Пусть зов колокола услышит Камчатка. Россия веками поднималась на войну с набатом».

И ударил колокол. Не густо, но тревожно.

Сначала вестовой Шмалева, затем сам Василий Николаевич, потом и колокольный гул вконец переполошили солдат. Одни кричали: «Пора в горы драпать!», — другие молча увязывали в узел тощие пожитки, третьи деловито осматривали ружья.

Зосим и Шмалев вышли на берег.

— Ошибиться не мог: англичане, — подтвердил Шмалев.

Зосим, приложив козырьком ко лбу ладонь, сказал, словно о старых знакомых:

— В Архангельске таких видел… Как на берег сойдут, драться мастера, если напьются…

— Вы тоже горазды, — усмехнулся Шмалев.

— А что же не подраться, коль сила есть. До девок наших они охочи.

— Идем, — сказал Шмалев.

И они вернулись в казарму.

За время их отсутствия вспыхнувший было спор «Что делать?» — поутих.

— Оборонимся, братцы? — спросил с надеждой Шмалев. Его обступили.

— Мы ль не русские! — отвечали солдаты. — Трусов нема…

Шмалев улыбнулся. С такими не пропадешь, нет, с ними и черт не страшен. Но он сказал только одно:

— Готовить ружья и пушки.

И если сейчас, думал Шмалев, солдаты не растеряют свой пыл, то англичанам придется худо. Упоминание о ружьях всегда вызывало у солдат раздражение, а у Бема — как кстати он сейчас в Большерецке — припадки, О крепкой защите порта и думать не приходилось: пушки давно отстреляли свое (однажды при пальбе в честь праздника убило канонира), а ружья того и гляди рассыплются в руках. Об укреплениях и говорить не стоит: их вообще не было.

Так создавалось положение, при котором от залпа бортовых орудий английских кораблей «Дискавери» и «Резолюшн» могла покачнуться власть России на Востоке.

Береговой дозорный, вбежав в казарму, завопил: «Шлюпка!» — и все подумали: «Начинается». Разобрав ружья, пригибаясь, потрусили к брустверу.

Шлюпка шла ходко. Было видно, как рулевой подавался вперед, когда весла опускались в воду. Он подавался равномерно, по привычке. И еще было видно, что шлюпка безоружна.

«Если с добрыми намерениями, то встретить надо как подобает», — рассудил Шмалев и, подозвав Зосима, велел:

— Подготовь несколько человек в караул… Будем встречать. — А сам, выскочив из окопчика, во весь дух помчался в гору.

Зосим оглядел солдат: худы, в чиненой-перечиненой одежде, подзаросшие. Все же он выбрал шестерых.

— Сей минут вычиститься!

Шестеро без разговоров, прихватив ружья, поспешили в казарму.

— Остальным глаз не спускать… На всякий случай…

Так что когда шлюпка мягко села на песчаный берег и когда из нее лихо выскочили два офицера в треуголках и при шпагах, их встретил Шмалев в караул. Гости — это заметил и Шмалев, и солдаты — были приятно удивлены. Солдаты тянулись, Зосим ел глазами английские мундиры, Шмалев спокойно и немного чопорно поклонился. Он ни разу в жизни не встречал таких высоких гостей, но понял по природной русской понятливости и смекалке, что именно сдержанность и хозяйственность поведения могут доказать англичанам, что они, русские, здесь полные владетели и с ними нужно говорить почтительно.