Эмэ Бээкман - Чертоцвет. Старые дети [Романы]

Может быть, Ерем сидит сейчас с компанией своих подручных в каморке, хлебает рассольник — на усах капли жира — и клянет Алона за скрытность: ведь вот тридцать два года знаю дьявола, а того не ведал, что у него сын имеется. Чертовы чухны, из них слова клещами не вытянешь.

Какая муха укусила Алона, что он из-за тайной ненависти к Ерему погнал Якоба прямо в пасть волку. Питер полон праздношатающихся бездельников. Парень мог где-нибудь заглядеться на вымощенную торцами дорогу и попасть под смертельный удар копыт пары коней, хотя едва ли он наобум пошел бродить по городу. Еще более страшные опасности могут подстерегать его за воротами или во дворе этой бойни, находящейся на окраине города. Ведь ежели стадо Фомы ожидает своей очереди под Пулковом, то тут не до шуток. Не приведи господь Якобу стать Фоме поперек дороги, тот даст парню такого тумака, что гляди, как бы душу из мальчишки не вышибло. Однажды Алону довелось видеть, как Ерем отвесил Фоме низкий поклон. Алон глазам своим не поверил. А чего тут удивляться. Фома гонит стадо в полтыщи голов из степи в Питер, и ждать ему некогда. Он не так глуп, как его предшественник, который, заморозив стадо во льду, прогорел в пух и прах. У Фомы денег — ногой меси, все дыры может рублями позатыкать. Алон слышал, будто Фома сперва сунет Ерему пятьдесят рублей в карман и только потом приступает к разговору. Фома сам сказал однажды, что от звонкой монеты голос у Ерема становится медовым, а ноги быстрыми. Если стадо Фомы окажется впереди, то сидеть им тут в лесу не пересидеть. Жди, когда этот петербургский люд перемелет горы мяса!

В лесу стало смеркаться. Издали доносились голоса Алоновых подручных. Парни ругали коров, которых им предстояло доить. Алон нарочно остановился здесь в тенистом месте, под елью — ему не хотелось с растерянным лицом появляться перед вопрошающими взглядами своих помощников.

Если Фома в Питере, он без труда отпихнет Якоба в сторону, смахнет, словно несносную муху с руки. Пусть Якоб сидит себе в углу двора бойни и ждет, когда петухи начнут нестись. А если случаем явится и финн Каарле, дела у Якоба могут обернуться еще хуже.

Алон и о половине опасностей ни словом не заикнулся Якобу. Каарле был еще моложавый мужчина, крепкий, как корешок, и цели ставил всегда перед собой ясные. У него пока еще маловато денег, однако тем больше рвения. Ведь надо спешить, если человек решил построить на главной улице Гельсингфорса каменный дом, Каарле не может, подобно Фоме, купить Ерема. А с теми несколькими свободными рублями, что позвякивают в его кармане, к такому человеку, как Ерем, не подступишься и привилегий не получишь. Но Каарле немного надо, чтобы положить своих конкурентов на обе лопатки. К самому Алону Каарле, само собой, близко не лезет, а с мужиками помоложе кое-что случалось. Даже своего финского собрата — было дело — со свету сжил. Каарле болтлив, вечно у него припасена какая-нибудь шутка — друг, каких мало. Балагурит, поет, отплясывает польку — в руках бычий хвост. Алон сам со смехом глядел на его паясничанье. Но в действительности Каарле вовсе не такой шалопут, каким кажется, это он все больше для виду делает. Этакое шутовство у него заместо сетей. Пусть все видят, что забота не гложет его сердце. Жизнь прекрасна, ребята! Вот и остальные начинают думать — что же это я, последний болван, грусть и печаль развожу! И когда подходит вечер, мужики помоложе собираются вокруг Каарле. Внезапно кровь в их жилах начинает бурлить — хоть весь земной шар хватай в объятия, а уж столицу-то подавно. Все с гиканьем выходят со двора бойни на улицу и тут же забывают о брошенном где-то в лесу стаде. Утром выглянет солнце и запоют птицы, подбадривает их Каарле, но до утра времени много. Пареньку пришлось месить немало грязных или пыльных дорог — несколько сот верст, и ох как долго, месяц, а то и больше, и теперь он хочет вкусить удовольствий большого города! Первым делом Каарле ведет своих новоиспеченных друзей в кабак. Он заказывает всем водку и квас. У кого вместо бороды пушок — тому подают мед, у Каарле широкая натура. А после Каарле помахивает сторублевкой: дескать, пусть платит тот, у кого в кармане есть деньги помельче. Не может же он пугать здешнего кабатчика такой большой купюрой. Ох и ржут же все шуткам Каарле.

Ближе к ночи Каарле ведет своих друзей к тонким столичным барышням. Люди ведь не святые, это обстоятельство как день ясно Каарле. Все располагаются со своими мамзелями по уголкам. Распределив парней, Каарле делает от ворот поворот, щелкает каблуками и испаряется. Наутро, ни свет ни заря, он у бойни и принимается осаждать Ерема. Остальные еще нежатся в постелях барышень, башка раскалывается, ни рукой, ни ногой не пошевелить. Выхода нет — надо опохмелиться. Опохмеляются до тех пор, пока, глядишь, солнце не начинает клониться к вечеру. Дураков, которые в столь поздний час отправятся на поиски Ерема, нет. Муки совести надо утопить в водке — ничего иного не остается, как снова отправиться в кабак. Так вот и идет, быстро да гладко, все вниз да вниз — словно на масленице съезжаешь на санках с холма в топкое болото.

Один из соотечественников Каарле, финн, много дней подряд пьянствовал таким образом. Его подручные, сторожившие в лесу стадо, решили, что хозяин упал в Питере в канал и утонул. Не в силах больше ждать — да и нашла на них страшная тоска по дому, — парни взяли и повернули вспять. Скотина без присмотра растеклась кто куда. Дорогие животные стали добычей волков, в лучшем случае иные из них забрели на какое-нибудь хуторское пастбище и прибились к тамошнему стаду — там хозяева и прикончили их, чтобы никто не пронюхал о добыче.

Алон с ужасом думал о Якобе. Кто знает, вдруг попался на крючок какой-нибудь девице? Дело молодое, разве устоишь перед соблазном, когда кровь у тебя бурлит. Потом подбирай такого парня и гляди, не подцепил ли от барышень какой дурной болезни — кто его тогда лечить будет?

Впервые в жизни Алон почувствовал настоящий страх перед своей младшей сестрой. Что с того, что их разделяли сотни верст. Как он объяснит Яве всю эту историю?

Алон не сумел уберечь парня. В свое время управляющий был для Алона что родной отец, запрещал и предостерегал. Еще извинялся: дескать, поскольку корчмарь мужчина суровый, я не желаю получать нагоняй из-за твоих выходок. Смех разбирает, как подумаешь — какая такая власть у корчмаря над управляющим! Привези управляющий из Питера вместо Алона одни рога да копыта, то и тогда отец даже пискнуть бы не решился.

Алон засунул руки в карманы и медленно зашагал по направлению к своему стаду. Ему показалось, будто он забыл что-то под деревом, где так долго стоял в раздумье. Он оглянулся и увидел у ствола два темных следа. Только всего и было теплой земли что следы двух ступней, в остальных местах почва снова подмерзла.