Эмэ Бээкман - Чертоцвет. Старые дети [Романы]

Достигнув открытой поляны, Алон задрал голову кверху — с неба струился странный зеленоватый свет, и Алон застегнул полушубок на все пуговицы.

Темные коровы понуро стояли под деревьями. Алону показалось, будто он видит, как подрагивают их ноздри и холод щиплет влажную кожу. Парни стояли у телег и попыхивали трубками. Оба были в полушубках. Они косились на Алона, и в их взглядах не было доверия к хозяину.

Своего сына Алон бы никогда не отправил одного к Ерему сражаться за кусок хлеба. Но ведь и у Явы дети наперечет. Алон удивился, что он вновь и вновь испытывает беспокойство за Якоба и даже не думает об убытке. До сих пор Алон хранил запасы любви и забот для будущего. Как начнешь личную жизнь, если на сердце пусто. Человек, лишенный чувств, не в силах устроить себе гнездо, найти жену и обзавестись ребятишками. Алону никогда не хотелось размениваться, для каждого дела должно быть свое время. Он и сейчас здесь, в холодном лесу, не чувствовал себя полностью оттаявшим по отношению к Якобу; вероятно, его злило, что он сам свалял дурака и не сумел предугадать всех опасностей, которые могли подстерегать парня на бойне.

Глаза подручных смотрели на Алона с упреком. Он понимал ход их мыслей. Почему ты, старик, не дал пойти нам? Мы все же половчей и попредприимчивей драчуна Коби! Алон и сам всегда уважал законы животного мира: преимущество на стороне сильного. Жизнь будет стоять на месте, если начнешь цацкаться со слабыми. В конце концов, какое значение имеют родственные связи? Алон сам, собственными руками, сделал из себя человека. Хотя все-таки, кто знает, если б мать не помогла ему в самом начале — как бы все сложилось?

От этих крученых мыслей у Алона загудела голова. В старые времена все было гораздо проще. Версты казались короче, мороз никогда не бывал таким лютым, кости по утрам, когда надо было подняться с телеги, не ныли. Даже животные не были такими упрямыми, как нынче. И подручные были послушней и не отваживались глядеть на хозяина злыми глазами. Вот что получается, когда людям дают слишком много воли.

Алон чувствовал, что сегодняшняя ночь не будет милостива к тем, кто захочет тихонько укрыться под ее сенью. Сегодняшняя ночь будет из зеленого стекла, и животные закоченеют на том месте, где легли с вечера. Холод не пощадит и Алона. Утром он не сможет пошевелить ни рукой, ни ногой — кровь в жилах застыла, в посиневших мышцах полно белых ледяных игл. Алон представил себе, как утром единственные оставшиеся в живых души, его подручные, позевывая вылезают из-под шуб и удивляются — почему это старик еще не на ногах. Они подходят к телеге, где лежит Алон, и нащупывают закоченевшее тело. Один берет его за ноги, другой — за руки. Они скидывают Алона с телеги на мерзлую землю — авось встряска пробудит старика от зимней спячки! Затем, скрючившись, идут к животным и сапогом тычут в измотанные длинной дорогой ляжки — мясо животных, отшагавших сотни верст, твердое. Шкура со вздыбившейся шерстью оледенело побрякивает.

— Давай, — хрипло говорит Алон.

Парни не услышали его тусклого голоса.

Алон пожалел, что за тридцать два года он так и не удосужился купить медную трубу. Холодный металл, зажатый в зубах, прилип бы сейчас к губам — знай себе дуй! Пусть мир умолкнет, пусть все слышат клич Алона, отправляющегося в последний путь.

Алон сам стал отвязывать животных от деревьев. Глаза их зеленовато мерцали.

Подручные оживились. Один стал запрягать лошадей, другой шарил под деревьями, искал хорошую хворостину, чтобы погонять скотину. Но вот в конце концов обоз сворачивает из лесу на дорогу. Животные держатся плотной массой и ступают медленно. Алон складывает рот трубочкой, старается гикнуть. Вместо обычного «ого-гоо, ау-уу!» слышится беспомощный хрип, словно холодный воздух, который Алон вдохнул, поставил в горле заслонку.

Стадо бросает с одного края дороги на другой, как будто животные окосели. Они ищут укрытия от холода и норовят свернуть с ровного места обратно в лес. Темная пустота впереди пугает их.

Алон тяжело дышит. Он расстегивает полы полушубка. На возу под сеном спрятана толстая палка, большая, как тележная оглобля. Такой можно свалить волка. Пальцы Алона сжимаются вокруг палки. Ничто не может оторвать мои скрюченные пальцы от этого дерева, думает Алон, и странный порыв ярости вскипает у него в груди. Глупые животные едва волочат ноги. Они не знают, что только быстрая ходьба поможет им сохранить душу в теле.

Алон идет широким шагом, конец палки постукивает перед ним о землю и скользит по замерзшей поверхности луж. Он идет во главе стада. Едва заметной светлой полосой вьется дорога. Нет, мы не заплутаемся, успокаивает себя Алон. Если я и гожусь еще на что-нибудь, так лишь на то, чтобы по вдоль и поперек знакомым метам держаться правильного направления. К утру вдалеке засияют купола и шпили Петербурга. Их потому и позолотили, чтобы Алон видел, куда вести свое стадо.

Алон идет впереди стада, тяжелый посох аршинами отмеряет землю. Не такой уж и дальний путь, думает Алон. Тысячу четыреста раз подниму и опущу эту орясину — глядишь, опять верста позади. Так и не заметишь, как пройдешь все двадцать!

Алон старается делать шаги как можно длиннее. Под полы полушубка забирается холодный ветер, бодрит тело. От такой быстрой ходьбы у коров пропадает молоко — к утру вымя будет как пустая кожаная сумка; а у бычков туловища становятся угловатыми. Алон не думает об этом, хотя знает, что спешка враг прасола. Со спин животных на дорогу скатываются копейки.

Алон продолжает шагать и не оглядывается назад. У кого есть хоть капля ума в голове, тот должен пошевеливаться. Все приметы предвещают лютый мороз.

Животные шумно дышат за спиной Алона. Копыта стучат по камням. Позади скрипят колеса телег. Земля под ногами становится все звонче. Она как натянутая струна инструмента. Холод проникает все глубже, каждая кочка превращается в камень.

У Алона гудит в ушах. Он мог бы кинуть прочь, отшвырнуть эту тяжелую палку и сесть в телегу, как и полагается хозяину. Но он отгоняет эту мысль. Дело всей жизни надо завершить с честью. Алону хочется снять с головы шапку, когда он думает о тех тридцати двух годах, что все дальше и дальше отступают в прошлое. Это не животные идут следом за ним и с шумом дышат теплом ему в затылок. Это нежный ветер прошлого, который никогда больше не повторится.

Алон идет и перед каждым шагом далеко вперед выбрасывает палку.

Где-то позади плетутся его подручные. Пусть они поведают своим детям и внукам: Алон шел во главе своего стада, как полководец. Он знал, что только силой можно пробиться сквозь холод. Он не испугался.

Алон видит перед своим мысленным взором сверкающие залы петербургских дворцов. Слуги ходят вокруг столов, обнося всех дымящимися блюдами с мясом. От этой мысли Алону становится теплее, хотя спина его под тяжелым полушубком и без того взмокла.