Вриндаванлал Варма - Мриганаяни

Ман Сингху трудно было признать, что ради искусства он забросил войско, и всё же он чувствовал, что Мриганаяни права.

Мриганаяни меж тем продолжала:

— Я читала в «Махабхарате», что шастры можно изучать лишь после того, как обеспечишь безопасность страны. Вот это я и стремилась выразить в своём танце.

— Всё, что ты говоришь, справедливо, с сегодняшнего же дня займусь войском. Правда, мне предстоит построить храм в Раи. Но это не помешает. А музыкальная школа непременно будет. Я уже наметил точно день, когда начнут её постройку, и сегодня разговаривал об этом с Байджу и Виджаей.

— Вы можете открыть музыкальную школу — разве это плохо? Но пусть искусство всегда напоминает о долге, чувство — питает разум, а желания будут неразлучны с воздержанностью! Вот что я хотела сказать вам, махараджа.

— Клянусь, я выполню свой долг. Мне доложили, что Сикандар решил превратить Агру в военный лагерь, чтобы оттуда нанести сокрушительный удар по Гвалиору. Все силы свои отдам я на то, чтобы укрепить войско.

— Может, я что не так сказала, тогда простите меня!

— Нет, ты во всём права. Обещаю и впредь слушаться твоих советов.

Мриганаяни радостно улыбнулась.

— А как понравился вам мой танец?

— Трудно выразить словами, как это было прекрасно! Ты превзошла всё, чему мог научить тебя ачарья Виджая Джангам. Сколько выразительности и красоты вложила ты в свой танец! Так танцуют тандав лишь на юге. Но когда-то его и здесь так танцевали. Вполне возможно, что танец этот пришёл сюда из южных райнов Индии. Ведь воплотилось же искусство мастеров юга в отделке верхней части Тайл-Мандира! Но у нас мало кто умеет танцевать тандав. И я хочу возродить этот танец, поднять его исполнение на прежнюю высоту.

В Ман Сингхе снова заговорил знаток и ценитель искусств.

— А ты и в живописи достигла немалых успехов, — продолжал раджа. — За какие-то несколько лет ты обогнала всех своих учителей.

Мриганаяни смущённо улыбнулась. И Ман Сингх подумал, что, становясь богаче духовно, Мриганаяни день ото дня хорошеет.

— Пойдёмте, я покажу вам свою мастерскую, — предложила Мриганаяни. — Там, кстати, и краской вас окроплю.

— Охотно. Но хочу предупредить, что в долгу не останусь, — ответил Ман Сингх и, смеясь, пошёл следом за Мриганаяни.

Он не раз бывал в художественной мастерской Мриганаяни и хорошо знал все произведения, созданные ею. Войдя, раджа не заметил никаких перемен. Рядом с богами и их аватарами [226] Аватара — перевоплощение божества висели его собственные портреты. Здесь же были картины каумуди [227] Каумуди — индусский праздник, отмечается в день полнолуния месяца картика и праздника весны холи. Одну степу занимали произведения, написанные на темы, звучащие в рагах и рагини.

Но эту картину он видел впервые. Мриганаяни начала её сегодня утром. Рисунок был готов, осталось только наложить краски.

Ман Сингх внимательно осмотрел картину. Она состояла из двух частей. На одной, по-видимому, был изображён танцевальный зал во дворце какого-то раджи. В центре зала, на небольшом возвышении, сидела красивая женщина в ярких нарядах и украшениях, — очевидно, рани. Рядом с ней лежал пакхавадж. Рани окружали подруги, столь же прелестные, как и она сама. Одна из них играла на свармандале [228] Свармандал — разновидность вины , другая — на вине, третья танцевала, четвёртая пела. Рядом с красавицей рани стояла служанка. В руках она держала поднос с пряностями.

Вторая часть картины резко отличалась от первой. Фоном для неё служили горы и лес. В лесу укрылись вооружённые люди, — по-видимому, враги. У входа в зал стоит воин. Поза его выражает нерешительность. Воин уже готов шагнуть в зал, хотя лицо его слегка повёрнуто к затаившимся в лесу людям. Меч наполовину вынут из ножен, но в колчане, где должны быть стрелы, пусто.

«Не похож ли этот воин на меня, а очаровательная красавица, сидящая на возвышении, на Мриганаяни?» — подумал Ман Сингх.

Но, присмотревшись повнимательнее, он не обнаружил, сходства ни с собой, ни с Мриганаяни, ни даже с кем-либо из знакомых ему людей. Однако содержание картины было вполне ясно.

— Чудесно! — воскликнул Ман Сингх. — А когда ты положишь краски?

Мриганаяни лукаво улыбнулась.

— Не знаю. Дело в том, что я не могу решить, с чего начать: с леса или с зала.

Ман Сингх рассмеялся:

— А ты делай сразу и лес и зал.

— Сразу?

— Да… Впрочем, главное ты уже сделала: я понял, что ты хотела сказать. А куда накладывать краски сначала, это уж сама решай. Сейчас же пусть красками займётся рангпанчми [229] Имеется в виду индусский обычай мазать друг друга краской в рангпанчми — пятый день праздника холи . — Мриганаяни подняла на раджу глаза, но тотчас же потупилась. Потом достала немного краски, помазала ею Ман Сингха, а он её.

Заключив Мриганаяни в объятия, Ман Сингх воскликнул:

— Ты моя богиня!

Вскоре Ман Сингх попрощался с Мриганаяни и ушёл в себе, в Ман-Мандир.

Солнце ещё не успело скрыться за горизонтом, и освещённый его лучами Ман-Мандир, казалось, соперничал в красоте с пейзажем. Искусно выполненные в камне банановые листья были изумительны и казались живыми. Подходя ко дворцу, Ман Сингх всё сильнее и сильнее чувствовал их очарование, и гордость за свой замысел и за мастеров, осуществивших его, переполняла сердце.

Вдруг он вспомнил неоконченную картину Мриганаяни.

«Накладывать краски можно сразу на обе её части. Любовь и искусство не мешают выполнению долга. Я буду укреплять государство и войско и по-прежнему заботиться об искусстве».

Было свежее весеннее утро. Наяк Байджу, следуя советам Ман Сингха и Мриганаяни, работал над тори.

А у входа в храм сидел Атал и перебирал струны вины.

В те времена многие жители Гвалиора увлекались музыкой и пением. Кому трудно было выучиться на вине, тот овладевал ситаром. Благодаря своей простоте, ситар стал любимым инструментом гвалиорцев.

Однако Атал не хотел учиться на ситаре и решил во что бы то ни стало овладеть виной. Вина у него была самая обыкновенная. Взяв у гуру несколько уроков, Атал решил, что этого достаточно, и, не замечая ни дня, ни ночи, старался воспроизвести на вине мелодии песен, которые пели вокруг или которые он слышал в родной деревне.

Атал был убеждён, что достиг огромных успехов. И ему захотелось показать своё «искусство» Байджу. Однако пригласить наяка к себе было не так-то просто. А самому без всякого приглашения явиться к Байджу Атал не решался. Однако выход нашёлся. Дом Байджу стоял у восточной стены крепости рядом с Сас-Мандиром и Баху-Мандиром. Окна его выходили на Баху-Мандир. Атал уселся в дверях храма и стал играть. В этом не было ничего удивительного, потому что в Гвалиоре теперь играли повсюду: в домах и на базарах, на улицах и площадях, в храмах и под сенью деревьев. Дошло до того, что даже ранним утром, направляясь, чтобы совершить омовение, к колодцам, прудам и озёрам, расположенным за городской стеной, гвалиорцы несли на плече вину или ситар и, как только выдавался свободный момент, принимались играть.