Сьюзан Ховач - Башня у моря

– Милорд, я не могу вам советовать пополнять их ряды. Считаю, вам необходимо уменьшить объем ваших долгов, прежде чем они достигнут таких размеров, что вам придется расставаться с вашей собственностью. Вот почему я, положа руку на сердце, не могу рекомендовать вам поездку с женой в дорогостоящее путешествие в настоящее время.

– Мне очень жаль, но я не могу разочаровать жену. Мне нужны деньги. Обратитесь к другому банкиру и получите их.

– Милорд, я сомневаюсь, что сегодня в Лондоне найдется банкир, который кредитовал бы вас, не взяв под залог ваше имущество.

– Ну и дайте им под залог то, что они попросят! Бога ради, Ратбон, разве я не ясно сказал?

Последовала пауза.

– Ваша светлость дает мне поручение отдать в залог Вудхаммер-холл?

– Что?! – Я вскочил со стула.

– Другого способа получить деньги нет, милорд. Ваши долги слишком велики.

– Никто и пальцем не прикоснется к Вудхаммеру!

– К Кашельмаре тоже никто не прикоснется, потому что это майорат, милорд, – возразил Ратбон.

– Но майорат можно отменить, в особенности в Ирландии! Парламент после голода выпустил какой-то акт, который разрешал почти всем отменять майорат, чтобы появилась возможность продавать имение.

– Акт о закладе имения не распространяется на Кашельмару, милорд.

– Почему нет, черт побери?

– Потому что на Кашельмару распространяется ограниченное право собственности, а конечное имущественное право принадлежит короне. Иными словами…

– Да говорите уже, ради бога!

– Королева Елизавета даровала вашим предкам эти земли при условии, что они будут наследоваться по мужской линии. Было и еще одно условие: если мужская линия по каким-либо причинам пресечется, то имение отходит к короне. Эти условия исключают возможность отмены майората. Ситуация редкая, но довольно известная. Герцог Мальборо, например…

– Меня не интересует герцог Мальборо!

– Хорошо, милорд, тогда я только повторю, что в сложившихся обстоятельствах Вудхаммер является вашим единственным имуществом, которое подлежит залогу.

Я опустился на стул.

– Не говоря уже о вашей поездке на Континент, милорд, я рекомендовал бы вам выплатить не менее тридцати тысяч фунтов ваших долгов, в противном случае при самом скромном существовании вы не сможете выплачивать даже проценты по основной сумме долга. Может быть, если вы продадите дом в Лондоне…

– Нет, – перебил я и попытался представить, как на это прореагировала бы Сара. – Нет, это исключено.

– Тогда, может быть, часть земли Вудхаммера…

– Никогда! – в ярости воскликнул я.

– Что ж, в таком случае, милорд, я бы вам советовал консолидировать ваши долги, заложив Вудхаммер-холл, и если вы все еще собираетесь в Италию, то боюсь, что от средств, полученных по закладной, почти ничего не останется.

Но мысль о том, чтобы заложить Вудхаммер, не укладывалась в моей голове.

– Должен быть и какой-то другой способ, – упрямо проговорил я.

– Если вы отказываетесь продавать что-либо из вашей собственности, то такого способа нет, – отрезал Ратбон. – К тому же мистер Голдфарб начисляет сорок процентов годовых на ваш долг. Если вы не уменьшите ваши долги, то хотя бы консолидируйте их и выплачивайте приемлемые проценты уважаемому кредитору.

Я отчаянно искал какой-то выход. Может быть, Фрэнсис Мариотт ссудит мне какие-нибудь деньги, но я не хотел одалживаться у тестя. Был еще кузен Джордж. Он, не имея детей, владел неплохим состоянием. Был еще муж Катерин Дьюнеден. Он тоже не нищенствовал. Просить деньги у моего кузена или зятя мне хотелось не больше, чем у моего тестя, но они, по крайней мере, были английскими джентльменами, и я знал – они понимают, что у человека время от времени могут возникать трудности.

– Я добуду деньги другим способом, – жестко сказал я. – Я дам вам знать, когда все устрою. До свидания, мистер Ратбон.

Закончив таким резким манером наш разговор, я позвал дворецкого, чтобы тот проводил адвоката до двери.

Саре про визит Ратбона я не сказал. Не видел нужды говорить ей о трудностях до нашей поездки за границу, хотя здравый смысл подсказывал – придется предупредить ее, чтобы она отказалась от чрезмерных трат. Но моя первоочередная задача состояла в том, чтобы проинформировать не Сару, а кузена Джорджа и Дьюнедена, и я, стиснув зубы, заставил себя написать необходимые письма. Я старался писать непринужденным тоном, чтобы не прозвучали нотки отчаяния, но одновременно давал понять, что попал в затруднительное положение. Мне, конечно, и прежде приходилось время от времени брать в долг, но никогда у кузена и зятя. И только немного. Поэтому я очень нервничал, ожидая в Вудхаммере их ответов.

Ответа мне пришлось ждать две недели, но, еще не получив их совместного ответного письма, я начал подозревать, что они сносятся друг с другом. Дьюнеден находился в своем имении в восьмидесяти милях от Кашельмары, и кузену Джорджу ничего не стоило приехать к нему из Леттертурка на военный совет.

«Мой дорогой Патрик, – написал Джордж; тон его письма был такой холодный, что у меня не осталось никаких сомнений: он писал его под диктовку Дьюнедена. – Мы с лордом Дьюнеденом получили твои письма от 23-го числа, и, поскольку я имел удовольствие обедать с ним сегодня, мы сочли, что имеем основания подробно обсудить твою ситуацию. Однако мы пришли к выводу, что многие детали нам неизвестны, и мы будем признательны, если ты сможешь встретиться с нами в самое ближайшее время, чтобы мы могли узнать их от тебя. Я бы предложил побеседовать в Кашельмаре в конце недели, пятнадцатого августа. Пожалуйста, дай мне знать о твоем отношении к такой встрече, чтобы мы могли произвести необходимые приготовления. Остаюсь твоим любящим кузеном…»

У меня не оставалось выбора – только ехать. Я предупредил Сару, что возникла некая кризисная ситуация и Макгоуан вызывает меня; она весьма сочувственно отнеслась к этому. Даже предложила поехать со мной, что, на мой взгляд, было чертовски благородно с ее стороны, ведь жена ненавидела Кашельмару. Но я, конечно, настоял на том, чтобы она осталась в Англии. К счастью, поскольку с нами собирались побыть Маргарет с мальчиками, мне не пришлось настаивать слишком долго. Но с Дерри я мог позволить себе больше откровенности. Я ему уже сообщил об ужасной беседе с Ратбоном, а теперь с облегчением поделился страхом перед приближающимся разговором в Кашельмаре.

– Джорджа я не опасаюсь, – рассуждал я. – С ним я могу встретиться в любой день, но Дьюнеден – он совсем из другого теста. Я теперь жалею, что и его втянул, но для одного Джорджа такая сумма была бы неподъемной, а больше мне обратиться не к кому. Бог мой, Дерри, я бы хотел, чтобы ты был со мной! А то я боюсь, как мышь. И мне даже не стыдно в этом признаться.