Андрей Караулов - Русский ад. Книга первая

— Во баба! — вырвалось у Чуприянова. — Нельзя ж стране жить женским умом!

Петраков согласно кивнул головой и подождал, пока Чуприянов нальет рюмки.

«Клюква» сверкала как сверкают на солнце рубины.

— Ну что ж… — Чуприянов разлил водку. — Понеслись, выходит? Я, Николай Яковлевич, приказал Катюхе на закуску всегда подавать горячую картошечку. Чтоб помнили все, кто мы и откуда, из каких краев…

Чуприянов улыбнулся — широко, по-русски…

— Я думаю, Андропов судил о Горбачеве исключительно по Раисе Максимовне, — продолжал Петраков, отправив в рот сразу несколько рыжиков. — Глядел на нее и думал — вот она, новая, нормальная Россия! Умнейшая женщина, между прочим. А Андропов замкнут, скрывает от всех одиночество, если улыбается — то через силу, как-то вымученно, от одиночества сочиняет стихи… — заметил Петраков. — Вы читали его стихи?

— Где? Где бы я их читал?

— Ледяное одиночество, — Петраков потянулся за солеными огурцами.

— Так вот кому, значит, мы всем обязаны! Раисе Максимовне…

Чуприянов любил разговоры о политике, но когда речь заходила наконец о политике, у него сразу пропадал аппетит.

— Михаилом Сергеевичем — безусловно, — подхватил Петраков. — А Горбачев в какой-то момент просто сорвался с резьбы и вертелся уже сам по себе… Ну а картошка — это великолепно, Иван Михайлович, — поддержал его Петра ков. — Я, например, без драников жить не могу! Но только на сметане, не на масле!

Ничто так не сокращает жизнь, как ожидание первой рюмки.

— Ваше здоровье, Иван Михайлович!

— Ваше! — с удовольствием откликнулся Чуприянов.

«Клюква» прошла божественно.

Катя действительно принесла тарелку с дымящейся картошкой, присыпанной какой-то травкой.

— Мыкогдапитьсадимся, такоеощущение, чтонапоминкахсидим… — вдруг сказал Чуприянов. — Я о своих, о красноярских. Саша Кузнецов, Герой Соцтруда, Гуполов — ракетчик, Трушевич. Руководящий состав. Мы сто лет знаем друг друга и знаем цену друг друга. Пьем сейчас молча, потому как все слова уже сказаны. Вот Ельцин, — да? Правит так, будто саблей рубит. Так он и рынок ввел. Будто саблей.

— Родина — это те, кто вокруг нас, Иван Михайлович… — Петраков потянулся за огурчиком и с удовольствием закусил. — Родина — это те, кто вокруг нас, — повторил он, — все остальное, Иван Михайлович, либо легенды, либо фантазии.

— И что? — насторожился Чуприянов.

— Те, кто выскочил вперед, приведут тех, кто похож на них. Умный — умных. Дебил — дебилов. Если некто Беляев, друг Чубайса, в Питере объекты ЖКХ (их сотни) приватизирует по телефонному справочнику… не по здравому смыслу, по телефонной книге… это о чем говорит?..

— Да… — задумался Чуприянов. — Страшные вещи… говорите… — И он потянулся за рюмкой.

— С кооперативов все началось, — усмехнулся Петраков. — Страну-то… а, Иван Михайлович, дорогой мой человек, разве не директоры развалили? Нет? Что вы на это скажете?

Самый вороватый народ оказался… наши директора! Медь хуже Егорки с его осиной, — верно?

— У меня в Ачинске кооперативов не было, — нахмурился Чуприянов.

Они, видно, хорошо поговорили еще дорогой. Чуприянов был в Красноярске на экономической конференции (пустое дело эти конференции, трата времени), остался в городе на ночь, а утром, за завтраком, пригласил Петракова в гости: самолет в Москву улетает поздно вечером, программа для участников конференции составлена по-идиотски, весь день — посещение каких-то спортивных школ, детских садов и т. д.

Нет уж, — знатная уха в деревне, из свежайшей рыбки, это лучше!

Академик Российской академии наук Николай Яковлевич Петраков был абсолютно прав.

Развал Советского Союза начался именно с кооперативов.

1988 год оказался так же страшен для Советского Союза, как и 1941-й, хотя подлинный масштаб этой трагедии открылся не сразу, пожалуй — только сейчас, в 1992-м, когда самого государства — Советского Союза — уже нет.

— 88-й, — невозмутимо продолжал Петраков, — закон «О кооперации». Детище Николая Ивановича Рыжкова. Рынок по-советски, хотя самые первые кооперативы появились чуть раньше, в 87-м.

Все предприятия Советского Союза, все его заводы и комбинаты получают право создавать на своей территории кооперативы. Зачем? По сути — это еще один цех, только частный, но все ресурсы, необходимые для его работы, государство выделяет бесплатно.

От щедрот душевных.

Любые ресурсы.

Даже золото.

Или алюминий, который на мировых рынках ценится сейчас почти как золото.

— Я когда узнал — обмер, — вздохнул Чуприянов. — Поверить не мог. Думал, провокация.

— Понимаю… — Петраков выпил рюмку и тут же, сам, налил себе новую. — Какое чудо, да? Какой родник: государство выделяет тебе, частнику, алюминий, золото… да что угодно, ты выпускаешь какую-то продукцию, продаешь товар, но денежки — уже себе, государству — только налоги! (Их, кстати, никто не поднимал.) В самом деле, откуда еще, из каких родников, им, кооперативам, воду черпать? Разве в СССР могут быть какие-то другие варианты?

Огромные закрома Родины — к услугам частников. Берите, не жалко! Родина у нас богатая. «Живой утолок» — кооперативы! — среди проклятых ржавых железок советских заводов.

Рыжков убежден: так мы, страна, получим новые кадры. И — современное качество продукции, ибо частник лично заинтересован сделать лучше, чем государство, то есть — он, Рыжков.

— Он дурак? Или негодяй? А, Николай Яковлевич? Ответьте!

— Отвечаю. Рыжков отлично разбирался в организации производства, которое в советской системе все время путали с экономикой. В рынке он вообще ничего не понимал. Его дурили специалисты «Госстроя», самого рыночного из ведомств («бригадный подряд», «хозрасчет» и т. д.). Вот они твердо знали, что хотели. А Рыжковым прикрывались, как ширмой.

Самое главное, будет обновлен весь производственный процесс.

— Понимаю, — кивал Чуприянов. — В стране дураков легче сделать революцию!..

Они чокнулись и выпили.

— Именно так, — поддержал его Петраков. — Но Рыжков, самый примитивный премьер Советского Союза (а у Горбачева каждое кадровое назначение хуже предыдущего), не останавливается: сначала кооперативы получают в руки государственные ресурсы, включая нефть… — Николай Яковлевич потянулся за картошкой. — А затем Рыжков вдруг дарует кооперативам право свободно проводить… — что? Правильно, экспортные операции!

Об этом, похоже, Чуприянов не знал.

— Помните: Собчак в клетчатом пиджачке, крик… галдеж, — восемь списанных танков в порту Новороссийска кооператив «Ант» продал куда-то за границу, во главе «Анта» — отставной полковник КГБ Ряшенцев… по-моему, — было такое?

А через год, Иван Михайлович, товарищ Ряшенцев загнется в Лос-Анджелесе от неизвестного яда. На руках моего приятеля, профессора Володи Зельмана. Кто отравил? Кто-то из Москвы. Приехал человек, они поужинали — и все! Нет больше Ряшенцева.