Андрей Караулов - Русский ад. Книга первая

Раньше на привокзальной площади был тир. Очередь — как в Мавзолей. Купить свежую газету именно здесь, на станции, считалось особенным шиком. Только сюда завозили «Неделю», «Литературку» и «Советский спорт», но очень редко…

Гуляя по платформе, Алешка любил мысленно беседовать с собой о себе. У него были две любимые темы: «пэры Кремля», их решения.

Их образ жизни. Ну а вторая тема — это он сам, конечно, молодой журналист Алексей Арзамасцев, его интервью, репортажи, статьи, короче — его вклад в современную журналистику…

Себя Алешка ценил чрезвычайно высоко.

Выше всех в Болшеве.

Подошла электричка. Вагон пахнул людьми, как свинарник — свиньями. По утрам лучше всего ездить в тамбуре: холодно, стекла выбиты, ветер хлещет, но зато — зато! — есть чем дышать. Если ты не хочешь, чтобы тебя обидели или искупали в пьяной блевотине, садиться надо в середине поезда! Вся пьянь доползает только до первого или последнего вагона». Силы-то на исходе! По вечерам, если гуляет шпана, держаться лучше поближе к военным: их не трогают. В электричке можно пить водку, портвейн или пиво, но не дай бог съесть бутерброд или, допустим, пить коньяк (даже когда есть стакан). Побьют, обязательно побьют, причем больно!

Пить здесь коньяк — значит, не уважать общество. Тем, кто не уважает этих людей, в электричках лучше не ездить. Алешка с детских лет недолюбливал ветеранов; в Советском Союзе все ветераны злые и агрессивные. Рискни, попробуй не уступить им место! Такую лекцию услышишь — Менделеев отдыхает! Если ты не хочешь (а кто хочет?), чтобы тебя прогнали с лавки, надо притвориться спящим. Еще лучше — умирающим. Закон электрички: спящих и умирающих не трогают. Вдруг ты пьян в стельку? Тебя тронешь, а ты блевотину в ответ?..

Традиции электрички святы. Это как английский кэб. В Лондоне, в Сити, двести лет как запрещено перевозить в кэбах бешеных собак и трупы. Садиться в кэб тем, кто болен чумой. — Нет, в электричках можно, конечно, перевозить бешеных собак и даже трупы, но вот пить то, что народ не пьет (коньяк и виски), очень опасно, нарвешься…

Иногда кажется: может, у нас не электричек мало, а людей много?

Но это уже черные мысли.

…Да, чудес не бывает! Алешка влетел в редакцию, когда планерка — закончилась и Игорь Несторович — отгремел. Толстый Васька Титов предупредил, не отрываясь от бумаг:

— Тебя Боднарук ждет.

Если кто-то думает, что погоду мелкая сошка не делает, пусть попробует заснуть в комнате с одним-единственным комаром.

За всю историю человечества комары убили 45 миллиардов людей: малярия, элефантиаз, энцефалит, лихорадка, денге, желтая лихорадка, цинга…

И что? Каждые 12 секунд комар убивает кого-то из людей…

И что? Мы пушки создаем, это как-то совсем недостойно человека: воевать с комаром.

Николай Давыдович Боднарук, заместитель главного редактора, всегда был мрачен. Это был самый мрачный человек в Москве. Алешка так и не понял, зачем такому человеку, как Голембиовский, нужен такой человек, как Боднарук. «Не все так просто, видать…» — решил он про себя.

— Уже два раза спрашивал, — добавил Васька.

После смерти (прижизненной смерти) «Правды», «Советской культуры» и других изданий ЦК КПСС «Известия» были самой читаемой и самой респектабельной газетой страны. Игорь Несторович Голембиовский, почти единогласно избранный известинцами главным редактором, вел себя, как абсолютный диктатор, но для газеты талантливая диктатура начальника, диктатура совести, если угодно, совершенно необходимая вещь.

В отличие от многих (очень многих) своих коллег, Голембиовский не боялся Ельцина, тем более — Хасбулатова.

Знал себе цену. И свою и газеты.

«Известия» умели работать честно, на будущее; в журналистике выживают только те, кто говорит правду. «Известия» если и озирались по сторонам, то делали это весьма тактично, главное — незаметно.

Для большинства читателей.

Кабинет Боднарука был на седьмом этаже. Самое главное сейчас — скроить такую физиономию, чтобы Боднарук поверил, что он нашел Алешку… в кабинете Коржакова (или Барсукова), где Александр Васильевич или Михаил Иванович раскрывал «Известиям» кремлевские тайны.

Он резко, коленкой, толкнул дверь в его кабинет:

— Чего, Николай Давыдович?

Наглость для журналиста — второе счастье.

Нет, первое.

— А ничего… дорогой, — Боднарук сладко улыбнулся и откинулся на спинку кресла. — Нам придется расстаться, Алексей Андреевич.

— Да ну.

— К сожалению.

В редакциях, особенно в газетах, люди всегда говорили коротко и не тратили время на взаимные приветствия.

— Вы нас покидаете, Николай Давыдович?

— Не я, а вы, — уточнил Боднарук.

— Я?! — притворно удивился Алешка. Когда он изображал идиота, у него это здорово получалось.

— Будет, будет, Алексей Андреевич! Садитесь, пожалуйста. Красиков уже звонил Голембиовскому. Ваш вопрос решен.

Когда надо, Алешка соображал очень быстро, но он понятия не имел, кто такой Красиков.

— Жалко, конечно, вас терять, — продолжал Боднарук. — Но, видно, пришла пора.

Не пришла, — покрутил головой Алешка. — Зачем меня терять?

На прошлой неделе по редакции прополз слушок, что Голембиовский не знает, кого бы ему отправить корреспондентом в Сенегал и в страны Центральной Африки.

— Я не знаю языков, понимаете? И мама у меня гипертоник.

— Она что, не любит Ельцина? — удивился Боднарук.

Если хамелеона посадить среди цветных бумажек, он быстро умрет от разрыва сердца: какой же цвет ему принять?

— Мама не любит туземцев, — твердо сказал Алешка. — Они ей категорически не нравятся! Такое известие ее убьет!

Боднарук тяжело вздохнул:

— Я согласен, Алексей Андреевич. Но в Кремле не только туземцы, хотя дикарей достаточно. Один Коржаков чего стоит! В Кремле с удовольствием мучают всех, кто приближается к Кремлю. Значит, надо потерпеть, Алексей Андреевич!

Алешка замер. Самое главное в журналистике — разведка трепом.

— И как же вы видите мою роль? — Алешка присел на стул и элегантно закинул ногу на ногу. — Подскажите, Николай Давыдович!

— «Где вы видите себя через пять лет?» — «Ну и шутки у вас, товарищ следователь…»

— Анекдот? — насторожился Алешка. — Терпеть не могу анекдоты!

Боднарук хмыкнул:

— Вашу роль, дорогой, я не только не вижу, но даже представить не могу. Я не Роза Кулешова, я не могу пробить взглядом кремлевскую стену. Но если вы, Алексей Андреевич, там, в застенке, кому-то понадобились, это быстро закончится, уверяю вас!

Алешка растерялся: какой Кремль, там, небось, и курилки-то нет, а здесь, в курилке, такая тусовка!

— У самозванцев все ненадолго, — продолжал Боднарук. — А в Кремле, Алексей Андреевич, одни хунвейбины. Главное для них сегодня — получить власть, заработать деньги (или украсть, так вернее), а уж потом (на всякий случай) завоевать любовь народа.