Андрей Караулов - Русский ад. Книга первая

— Кто идет? — Алька вытаращила глаза. — Мой? Заместо Ельцина?..

— Ага.

— Шутишь.

— Уже год как не шучу!

— Во, дела…

— Красавчик. Лет сорок. Народ его любит. И попка у него… такая мягкая! Сама просит наказаний!

— Клево. В Президенты… это клево. А я, блин, первая леди!

— Ну да. Если закадришь малютку.

Пошел дождь, за окном стало темнее.

— Погоди, Жирик… что ли? — обмерла Алька. — А он прикольный, подруга! Не-е… — задумалась она, — если Жирик — я согласная… А у него х… — то есть?

— Что-нибудь точно есть, не сомневайся, — кивнула Ева, — но Жирик — жадный, это все говорят. А наш с ходу заказ оплатил.

— Да?

— Да. Россия — страна несерьезная, Жирик тут надолго. Когда-нибудь тоже подойдет.

— Слушай, — крутилась Алька. — Мож-быть я так и до Борис Николаича доползу? Если уж начинать карьеру, то сразу с папы. Во, блин, денег у кого…

— Не жалуется, я думаю… — Ева нашла все-таки зажигалку и прикурила. — По-моему, бедных там нет.

— Спасибо, мать! Ты мне веру в людей вернула! Я теперь как Дунька с трудоднями. Я хочу, чтоб с романтиком у меня, разорви его душу, была бы сплошная романтика…

Ева рассмеялась:

— Да он секса хочет…

— С секса и начнем!

— И взмолилась золотая рыбка, — Ева подняла голову и мечтательно сложила руки, — почисти аквариум, сволочь! Мы, Алька, если хорошо их сейчас схватим, эта партячейка чертова только у нас отдыхать будет! В сауне. Сауну откроем. Чувствуешь эту силу, малыш? Я, может, в депутаты схожу…

— Ну ты… — Алька кружилась по комнате, — деловая колбаса…

— А что? — Ева схватила очки от солнца и опустила их на нос. — Чем я не Галина Старовойтова?

— Смотришься, балалайка!

— Давай шампуписку жахнем.

— Дав-вай! Давай, подруга!.. За нашего дорогого романтика барона фон Траханберга! Фамилию скажешь?

Алька схватила пустой бокал.

— А я, Евик, грешным делом подумала…

— Головой надо думать! — посоветовала Ева.

Они взглянули друг на друга и расхохотались.

— Я, камбала, тебе профессора подгоню! — обрадовала Ева. — Из самого умного института. Профессор тебя политике научит. Главное, чтобы ты всех врагов России в лицо знала! И ненавидела. Как еврей свинину. Главное, Америку надо ненавидеть, кто ненавидит Америку, тот патриот. А на экзамен, девка, я вместе с тобой пойду. Там, где дядьки… взрослые срут друг на друга по идейному признаку, там всегда ангел нужен. Вот ты и спустишься…

— С небес!

— Ага! Интересно все сейчас получается… Помнишь, фильм был, комсомольцы в поезде Остапа Бендера поймами? Гитаристы там… песни в купе орали… Слушай, — на его чемодан с денежкой они ж как на тротил глядели! Во время было!

— Дураков хватало, — согласилась Алька. — Сейчас больше. Там еще папик лысый… телку в ресторан водил?

— Киса Воробьянинов, — кивнула Ева. — Только если ьакие, как Киса, стучали в дверь к девочкам ручкой, девочки дверь никогда не открывали: значит, он, сука, без подарка пришел.

— А ты что? Уже мне экзамен устроила? — насторожимся Алька. — Не рано? Делать больше нечего? Слушай, — если бы мужики знали, чем занимаются бабы, когда одни остаются, на них бы сроду никто не женился: факт!

— Ладно, — отрезала Ева, — хватит, Алька, понты колотить! Готовься, короче, к новому счастью. Калым, дорогая, за тебя уже внесен…

— Иля, вставай! Началось, сынок…

Ильхам спал в гостиной, на старом протертом диване. Она была в английском духе, эта гостиная, много торшеров, абажуров, но диван стоял всегда у окна, на солнце, плотно придвинутый к шторам.

Ильхам, с его ростом, еле втискивался на этот диван, а ноги он обычно закидывал на подлокотник.

Здесь, на Апшероне, в километре отсюда был дом отдыха КГБ, но, в отличие от Севы, он почти его не помнил — был маленький. Мама, Зарифа-ханум, этот дом не любила, Гейдар Алиевич — с утра до ночи на работе, ему было как-то все равно, где он живет, зато Ильхам дом отдыха КГБ обожал, особенно террасу и балкон на втором этаже.

Хотя тесновато, конечно: у Севы была отдельная кроватка, а Ильхам спал всегда с нянечкой, тетей Ниной, бок о бок. Он боялся темноты, лунного света и боялся ветров; тетя Нина от Ильхама не отходила, но однажды Сева поймала тетю Нину за руку — на воровстве.

У нее был интимный друг, Николай Акимович, плотницких дел мастер; тетя Нина все время его подкармливала — он любил бутерброды с колбасой, оставленные для Севы и Ильхама.

— Дети накормлены? — строго спрашивает Зарифа-ханум.

— Досыта… — докладывает тетя Нина, а Сева тут как тут:

— Мама, няня отдала нашу еду Николаю Акимовичу…

Тетя Нина обомлела:

— Она врет!

— Это вы врете! — спокойно возражала Сева.

Если Ильхам по характеру в мать, то Сева — в отца.

— Иля, вставай, вставай… — Гейдар Алиевич теребил его за плечо; внешне Гейдар Алиевич был вроде бы спокоен, но его выдавали глаза. Он будил Ильхама, но как бы не видел его, был весь в себе, в своих мыслях.

Который час? Шесть? Семь?

Ильхам очень плохо спал этой ночью. Он никак не мог устроиться на этом диване, потом заснул, неудачно во сне повернулся и чуть не упал. Гейдар Алиевич не сразу догадался, почему Ильхам примчался вдруг вчера вечером, Гейдар Алиевич отправлял его обратно, в город, к семье, но Ильхам не уехал и спать пошел в гостиную: в Баку неспокойно, черт его знает, кому можно сейчас верить, кому нельзя, а у Гейдара Алиевича после этого странного инфаркта больное сердце.

Рядом — ни одного родного человека, только Бяйляр.

Бяйляр — отличный парень, племянник Гейдара Алиевича (у Президента Азерабайджана только сейчас появилась наконец серьезная охрана), Бяйляр как сын Гейдару Алиевичу — Как сын, но он не сын, поэтому Ильхам до утра нетался на даче.

— Вставай, вставай, — Гейдар Алиевич был в майке и спортивных штанах. — Избит генпрокурор. Джавадовы вздрючили, сынок, Особую полицию. И захватили ночью Генпрокуратуру.

— Переворот, выходит, — Ильхам сразу проснулся. — черные полковники идут?..

— В полный рост, сволочи! Намик уверен — они не остановятся.

Не так давно Намик Абасов возглавил министерство национальной безопасности.

— А где он сам?

На рабочем месте… Не сиди, Иля, времени нет.

— Пап, а ты куда собрался, извини… конечно…

— На работу.

— С ума сошел? — Ильхам натягивал брюки.

— В президентский аппарат.

— Соседям звони. Пусть… слово скажут… и дело сделают! Эдуарду позвони…

— У тебя две минуты, сын.

Алиев вдруг улыбнулся и вышел.

Никогда, никогда Гейдар Алиевич не бывал так красив, как в минуты опасности. В нем сразу появлялась такая теплота, такая легкость, вмиг куда-то девались поза, державное начало (в нем всегда был виден лидер) и сразу пропадала та интонация, к которой все давным-давно привыкли — интонация государственного деятеля.