Андрей Караулов - Русский ад. Книга первая

Позже, в Баку, Алиев сделал все, чтобы этот город — Баку — стал его городом, чтобы его жизнь началась бы здесь с чистого листа…

Цель — победить бедность. Раз и навсегда. Перевезти в столицу маму. Если получится, перевезти всех братьев и сестер!

Алиев мечтал быть архитектором. Сохранились его рисунки — «почеркушки», наброски и акварели; в них виден молодой художник, опьяненный колоритом, величием своей страны.

Устроиться где-нибудь с мольбертом в старом городе, изобразить Караван-сарай, Девичью башню (его мечта о любви)… — пыльный, но очень приветливый, яркий… — старый Баку!

Смерть Зарифы Азизовны заставила Гейдара Алиевича вспомнить все, что она говорила ему о Горбачеве…

У Зарифы-ханум был дар видеть людей насквозь.

Зарифа-ханум предупреждала: если Горбачев, как самый молодой Член Политбюро (она же нужна для чего-то, эта молодость), станет Генсеком, он быстро уберет всех, кто хоть в чем-то сильнее его: типичный карьерист, пустомеля, Гришин и Черненко, например, совершенно его не воспринимают, Кунаев — тоже. Зарифа Азизовна хорошо видела людей… — а Гейдар Алиевич махал руками, смеялся, называл жену «антисоветчицей»…

Вдруг — инфаркт. Гейдар Алиевич выжил, хотя Чазов, руководитель «кремлевки», был уверен, что это — его конец.

Едва Алиев пришел в себя после наркоза, как в реанимации появился Чазов.

В Политбюро шутили: клятва Гиппократа появилась уже после того, как Евгений Иванович возглавил Четвертое управление.

Он держал лист бумаги и ручку.

Что принес? — насторожился Алиев. — Это что?

Гейдар Алиевич… — вкрадчиво начал Чазов, — вам бы подписать прошение об отставке… — Чазов говорил с членом Политбюро ЦК КПСС, как начальник с подчиненным, чья судьба уже решена, — состояние у вас неважнецкое, пора бы и отдохнуть… сердечная мышца ослабла, почти не работает, вот он, БАМ, Гейдар Алиевич, вот они, перегрузки… это уже не мышца, а так, оттонка…

Чазов говорил много. Невероятно, но факт: текст заявления Члена Политбюро ЦК КПСС об отставке был уже написан, оставалось только расписаться…

Алиев мгновенно пришел в себя, и наркоз — сразу отступил.

Слушай, Евгений: ты меня лечи, ладно?

А заявленьице надо бы подписать, — не отступал Чазов. — Прямо сейчас. Михаил Сергеевич в курсе, Гейдар Алиевич! Работать вы уже не сможете. Быстро умрете. От перегрузок.

Глаза у Чазова были как два ножа.

Алиев вздрогнул.

— Может быть, Евгений, я хочу умереть за рабочим столом!

Чазов не отступал:

— Гейдар Алиевич, я как врач и как коммунист…

— Вот и лечи меня, если ты… у нас… не только коммунист… Я помру — ты что, рыдать будешь? На моей могиле?

Чазов замер.

— Я вынужден…

— Уходи, Евгений Иванович. Немедленно уходи. Спасибо, что лечил!

Чазов побежал звонить Горбачеву.

С Косыгиным после инфаркта было точно также, один в один… — ну что за люди, а?

Алиев понимал: Михаил Сергеевич («Ты, Гейдар, не помер, значит, пеняй на себя!..») от него не отстанет.

У Гейдара Алиевича всегда были доверительные отношения с Болдиным; работая в «Правде», Болдин несколько раз приезжал в Баку, и Гейдар Алиевич всегда с удовольствием находил время для встречи.

— 85-й, — рассказывал Болдин. — Перед поездкой в Тольятти Горбачев пять раз заставлял всю нашу группу переделывать текст его выступления. И все чем-то недоволен — то тем, то этим. Сам уже не знает, что он хочет.

Садимся в самолет. Зовет: «Давайте мою речь. Еще раз пройдемся».

Читаем — вслух — страницу за страницей. «Да-а, — говорит, — а текст-то с дефектиками. Раиса Максимовна тоже так считает. Говорит — души в тексте нет». Начал править. Надиктовывает стенографисткам новые куски. Логика рассыпается, но спорить с ним уже бессмысленно. Машинистки все быстро перепечатали. Горбачев — на «Автоваз», выходит на трибуну, по бумажке читает начало своей речи, возбуждается (вспоминает, видимо, что в Питере его кто-то недавно назвал «трибуном») и отрывается от текста. Излагает основные мысли, а дальше — тупик. Открывает следующую страницу, но об этом он вроде бы уже сказал. Листает дальше — и об этом он только что говорил…

И — бег по кругу!

…Кто, кто организовал весь этот кошмар на стадионе в Сумгаите, когда отрезанная голова армянского мальчика стала — вдруг — футбольным мячом? Какова истинная роль в карабахских событиях восточного филиала «Бай Прокси»?

В Карабахе появились лозунги: «Ленин, партия, Горбачев. Сталин, Берия, Лигачев!»

Кто придумал? Точнее — подсказал?

Чья поэзия? Кто сочиняет рифмы?

Главный вопрос: почему Горбачев после событий в Сумгаите (именно после Сумгаита) стал так бояться американцев?

Отставка Алиева, и сразу — Карабах.

Совпадение?

Резня в Сумгаите повергла Алиева в ужас. Почти 14 лет Гейдар Алиевич возглавлял Азербайджан. Здесь никогда не было национальной междоусобицы, даже скрытой.

Какая междоусобица, когда вокруг столько пустой земли!

Баку Сумгаит, Степанакерт всегда жили очень дружно, легко… — а что творилось по праздникам на городских стадионах, когда известные азербайджанские певцы по-армянски пели их национальные песни!

Разумеется, после болезни Гейдара Алиевича быстро вывели из состава Политбюро, но он оставался пока членом ЦК, то есть пропуск на Старую площадь у него еще был.

3 марта 1988 года, в 9.00 утра, Алиев без предупреждения, без звонка вошел в приемную Георгия Разумовского, секретаря ЦК.

Пригласил его помощника, коротко сказал, что события в Сумгаите — это начало конца их страны, смертельный удар по Советскому Союзу, поэтому он категорически требует, чтобы секретарь ЦК Разумовский выслушал его доводы: секретариат ЦК должен знать соображения Первого секретаря ЦК КП Азербайджана Алиева («надеюсь, еще не поздно…») о ситуации как в самом Карабахе, так и в соседних районах, где испокон веков живут не только армяне, но и азербайджанцы.

Алиев всегда говорил тихо, у него — хрипловатые, слабые связки, это с детства, но он говорил так убежденно, так горячо и так ярко, что его голос, казалось, был слышен повсюду.

Разумовский растерялся. Он принял Гейдара Алиевича только после консультаций с Горбачевым, ближе к вечеру, к шести.

На пять минут.

Все это время Алиев тихо сидел на стуле в приемной, и никто не предложил дважды Герою Социалистического Труда чашку чая.

Разумовский сразу дал понять Алиеву: Генеральный секретарь ЦК КПСС уверен: события в Сумгаите — это дело рук самого Гейдара Алиева. Вот так! Коротко и глупо.

Как Гейдар Алиевич не двинул секретарю ЦК по его ярко — к меной физиономии, — загадка. Очень хотел, очень — и не смог, не так был воспитан, хотя полагалось бы, конечно, именно так, по губам! — Как вам на пенсии? — поинтересовался Разумовский, давая понять, что разговор закончен.