Акакий Белиашвили - Бесики

Керим-хан сам вышел тогда во двор встречать грузинских воинов, которые резко осадили лошадей, спешились и, поклонившись владыке Ирана, поставили перед ним на колени Азат-хана, вокруг шеи которого была обвязана верёвка.

Чтобы отблагодарить Ираклия, Керим отдал ему во владение ханства Ганджинское и Ереванское. Кроме того, он объявил грузинскому царю вечную дружбу. Воинам, которые привезли Азат-хана, он пожаловал дамасские ружья и персидские халаты.

Вот какие приятные воспоминания навеяли Кериму звуки грузинской песни.

Приказав встретить и немедленно ввести посла, Керим отпустил вельмож и удалился в малый зал. Он хотел побеседовать с послом Ираклия наедине.

У входа во дворец грузины соскочили с лошадей. Бесики предполагал взять с собой во дворец Кайхосро и ещё двух или трёх сопровождающих, но корчибаш незаметно оттеснил от него всех спутников. Учтиво пропустив Бесики вперёд, он приставил к остальным грузинам проводников из дворцовых служащих, которые, замедлив шаг, задержали гостей в первом же дворе. Между тем Бесики прошёл сводчатую галерею и очутился во втором дворе, где били фонтаны и в просторном бассейне плавали лебеди. Двор был обнесён высокими мраморными колоннами, которые соединялись между собой арками. Придворные, попадавшиеся на пути, лёгким наклоном головы приветствовали чужеземного гостя. Корчибаш ввёл Бесики во дворец и повёл через ряд блистающих роскошью залов. Бесики чувствовал, что смелость постепенно покидает его. Он оглянулся, ища около себя Кайхосро, и только теперь увидел, что остался один. Подарки Ираклия несли за ним шахские слуги.

Бесики совсем растерялся. А когда чёрные рабы распахнули перед ним золотую дверь и он увидел в глубине зала Керим-хана, сидящего с поджатыми ногами на троне, Бесики объял страх.

Ещё мгновение — и он, против своей воли, преклонил бы колени, но тут перед его мысленным взором возник образ заплаканной грузинки, встреченной им в Исфагани. Он выпрямился и, расправив плечи, твёрдыми шагами пошёл по ковру, которым был устлан зал. Остановившись в некотором отдалении от трона, Бесики скрестил ноги, низко склонил голову и обратился к Керим-хану:

— Блистательного повелителя великого Ирана почтительнейше приветствует посол грузинского царя придворный поэт Бесарион Габаон.

— Я рад видеть посла моего старого соратника Эрекле-хана, — донёсся до Бесики ласковый голос Керим-хана. — Я вижу, что старый воин вырастил добрых соколов!

По тону, каким были сказаны эти слова, Бесики угадал, что Керим-хан улыбается. Он поднял голову и смело взглянул в лицо повелителя Ирана.

Узкая красная полоса — след старой сабельной раны — пересекала лоб Керим-хана, около правой его ноздри темнело небольшое родимое пятно.

Керим-хан некоторое время молчал, перебирая чётки.

— Мне понятно всё, что пишет мне Эрекле-хан, — сказал он, бросив взгляд на послание, которое держал перед ним придворный. — А ты что скажешь нам, сын мой? — обратился Керим к Бесики.

— Что могу я сказать вам, великий государь? Я только скромный поэт, и в государственных делах разбираюсь плохо.

— Тогда запомни хорошенько то, что я скажу. Напрасно Эрекле-хан думает, будто мне неизвестно, что происходит в вашей стране. Он хочет разорвать связывающую нас дружбу и ищет покровительства у северной царицы. Но это ошибка. Цари Грузин всегда были покорны Ирану.

— Осмелюсь напомнить, что когда-то и владетели Ирана подчинялись афганцам, — с учтивой улыбкой возразил Бесики.

— Знаю, знаю, на что ты намекаешь… Но разве не щах Надир, слава его памяти, возвёл на престол Ираклия и отца его Теймураза? После смерти Надир-шаха я, по велению аллаха, стал векилом Ирана. Разве не имел я права требовать от Ираклия подтверждения его полной покорности? Я был бы вправе последовать примеру великого Шах-Аббаса и в случае неповиновения поднять меч против Грузии. Но я не сделал этого. Напротив, я утвердил грузинский престол за Ираклием и в благодарность за верную службу подчинил ему ханства Ганджинское и Ереванское. И чем же он отплатил мне? Открыл перед русской императрицей врата Кавказа…

— Чтобы нанести удар Турции, великий государь! Ведь турки — и ваши непримиримые враги! Разве они вновь не захватили некогда освобождённые от их господства Надир-шахом области вашей страны? Мне кажется, борьба моего славного государя против Турции должна быть угодна повелителю Ирана.

— Ого! — сдвинул брови Керим-хан. — Я начинаю сомневаться в том, что ты просто поэт, плохо разбирающийся в государственных делах. Придётся испытать тебя! Ты должен будешь состязаться с нашими поэтами…

— Прикажите, я готов!

— Я знаю, что твои соотечественники славятся храбростью, искусством верховой езды и умением владеть оружием. Но поэтов ваших я ещё никогда не слыхал.

— Поэты Ирана — величайшие в мире мастера слова, блистательный государь!.. Как посмею я равняться с ними?..

— Скромность украшает мужа, сын мой, — сказал Керим.

Он уронил коралловую бусинку на чётках и словно задремал, погрузившись в свои думы. Все затаили дыхание. В зале чётко раздавалось тикание стенных часов.

— Под Ахалцихом русский сардар покинул Ираклия, — заговорил Керим, словно во сне, — и оставил старого воина одного, лицом к лицу с превосходящим его врагом. Правда, Эрекле-хан победил, но ему пришлось с величайшей поспешностью вернуться в Тбилиси…

«Откуда он знает всё? — подумал Бесики. — Конечно, у него есть шпионы в Тбилиси!»

Керим продолжал:

— …Если бы русский сардар попал в Тбилиси раньше него, куда девался бы выигравший битву Эрекле-хан? И вот, Ираклий пишет мне, чтобы я поссорился с турками и подружился с царицей Екатериной. Для чего? Чтобы она обошлась со мной столь же благородно, как с Ираклием?

— Разрешите мне сказать!..

— Изволь, я слушаю! — Керим чуть насмешливо улыбнулся.

— Русский сардар покинул Ираклия самовольно. Он, конечно, ответит за это перед императрицей. Поведение одного бесчестного сардара не даёт нам права сомневаться в намерениях императрицы…

Керим-хан зажмурил глаза и весело засмеялся:

— Ты действительно простодушен, сын мой, если думаешь, что русский сардар действовал самовольно.

— Царь Ираклий отправил в Петербург посла с подробным донесением царице.

— А ответ он получил? — спросил Керим.

— Когда я выезжал из Тбилиси, ответа ещё не было. От Тбилиси до Петербурга очень далеко — вдвое дальше, чем до Шираза!

— Почему Ираклий стал воевать против турок? — продолжал Керим-хан. — Разве султан был плохим соседом для Эрекле-хана? Почему он восстановил против себя турок, а теперь стремится и меня сделать своим врагом?