Акакий Белиашвили - Бесики

Анна попросила Чабуа сесть, а сама вышла в соседнюю комнату в сопровождении служанки и, едва успев снять шубу, тут же кинулась к маленькой шкатулке Анико. Шкатулка была заперта, служанка подала ей связку ключей, но Анне сейчас было не до того, чтобы подбирать их по одному. Она схватила маленький кинжал, лежавший рядом, просунула лезвие под крышку и надавила. Крышка с треском отскочила. Анна схватила груду лежавших в шкатулке писем и принялась нетерпеливо их перебирать. Свои собственные письма она узнавала с первого взгляда и отбрасывала в сторону, остальные же внимательно просматривала. Но писем Бесики в шкатулке не оказалось.

Служанка, с дрожащими от испуга коленями, наблюдала за своей госпожой.

— Где ещё она держит свои письма? — спросила её Анна, собирая листки и складывая их обратно в шкатулку. — Не слышишь? Тебя спрашивают!

— Не знаю, госпожа!

— А в кого она влюблена, этого ты тоже не знаешь?

— Ах, боже мой! Как вы можете говорить такое, ваша светлость! — ударила себя по щеке служанка. — При таком супруге, как у неё… разве можно…

Анна с презрением поглядела на молодую служанку: «Ну, конечно, это была поверенная тайн Анико; от неё не добьёшься правды даже пыткой».

— Ступай, скажи Гульвардис, чтобы она поручила арбы Мгелике, а сама немедленно пришла сюда!

— Я сообщу госпоже Анико о вашем приезде.

— Делай, что тебе приказывают! — нахмурила брови Анна. — Она и без тебя узнает.

Служанка бросилась вон из комнаты. Анна собралась было продолжить поиски, но, вспомнив, что в соседней комнате её ждёт Чабуа, вышла к нему.

— Извини меня, Чабуа, — сказала она мдиванбегу и, подобрав подол платья, села рядом с ним. — Признаться, дорога очень утомила меня. Чем трястись на арбе, я предпочла ехать верхом и теперь едва держусь на ногах…

— С непривычки, конечно, трудно.

— Что нового у вас? Я так одичала в деревне, совсем не знаю, что делается на свете.

— Что же вам рассказать? Новое у нас — постоянная воинская повинность.

— Об этом я знаю.

— Помещики жалуются: не всё ли, мол, равно, волк тебя загрызёт или волкодав?

— Почему так?

— А потому, что люди отбились от работы, земля не вспахана, поля не засеяны. Чем же голод лучше шайки горских грабителей? Давид воображает, что сделал великое дело для страны и задрал нос, точно не царь Ираклий, а он является господином в стране. А какие порядки он завёл во дворце! Только и старается на каждом шагу оскорбить нас. Без разрешения нам теперь нельзя даже войти во дворец.

— Кому — вам, мдиванбегам?

— Испокон веков доступ к царям был свободен для мдиванбегов, а теперь… Эх, что тут говорить! Зато ликуют шуты и свирельщики, вроде Бесики. Разгуливают по дворцу, точно члены царской семьи. Впрочем, от Бесики всего можно ожидать. Ведь он заслужил любовь царевича тем, что приводит к нему, простите за грубое слово, потаскух со всего города!

— Как? Что ты мне рассказываешь, Чабуа? Всем известно, что царевич невоздержан и падок до женщин, но неужели… — Анна не решилась выговорить слово «потаскушка». — Неужели он может прикоснуться к дурной женщине? Боже, что я слышу! Как он смог дойти до этого?

Анна собиралась ещё что-то сказать, но тут в комнату вбежала Анико, бросилась бабушке на шею и, прежде чем Анна успела что-нибудь сообразить, покрыла её поцелуями.

— Милая, родная бабушка, нет, не бабушка, а мама, как я рада, что ты приехала! Я уж думала, что никогда тебя не увижу! — Анико села рядом с Анной и стала восторженно разглядывать её. — Как ты поживаешь, милая моя, хорошая? — И Анико, обняв бабушку, прижалась щекой к её щеке.

— Погоди ты, сумасшедшая! — сказала Анна и невольно улыбнулась внучке; —Где ты была?

— У Тамары. Она сейчас придёт, ей только нужно переодеться. Когда мне сказали о твоём приезде, я тотчас же полетела сюда, не стала её дожидаться. Но почему ты такая хмурая? Или кто-нибудь рассердил тебя?

На следующий день Ираклий неожиданно прибыл в Тбилиси.

Во дворце только что закончился пир; гости разошлись по домам. Слуги убирали стол и лакомились обильными остатками от пиршества. Они передавали друг другу шашлыки, сладкий плов, нетронутые куски жареных фазанов и цыплят и провозглашали тосты друг за друга. Этот новый пир был в разгаре, когда в дверях раздался вдруг испуганный голос одного из слуг, возвестивший о приезде государя. Оказалось, что правитель дворца спустился в кухню, а все остальные придворные спали крепким сном после пира, так что у ворот царя не встретил никто, кроме дежурного юзбаша. Поэтому возвращение государя оказалось неожиданным для всех.

Ираклий молча поднялся по лестнице в большой зал и так же молча окинул взглядом застывших в почтительных позах, со склонёнными головами, слуг.

Дежурный юзбаш вполголоса доложил царю о приезде карабахского хана и о пире, устроенном в честь гостя царевичем Леваном. Ираклий молча выслушал юзбаша и прошёл в свой кабинет. Молчание царя не предвещало ничего доброго.

Юзбаш понял, что государь не в духе. Он поделился своим впечатлением с правителем дворца, который тем временем прибежал из кухни и теперь не знал, как поступить; войти к государю без зова или дожидаться, пока его позовут. После недолгого колебания он решил подождать, пока государь позовёт его, и попросил юзбаша:

— Ступай, дорогой, порасспроси царскую свиту, что он, как расположен, а я тебя здесь подожду.

— У государя дёргалось левое плечо, — сказал Юзбаш.

— Горе нам! Это значит, что государь сильно разгневан. Любопытно, над чьей головой разразится гроза? Горе тому несчастному, — прошептал правитель дворца и перекрестился. — Господи помилуй!

Резко зазвонил колокольчик. Правитель дворца, торопливо крестясь, бросился в комнату государя.

Ираклий, который успел уже переодеться в домашнее платье, смотрел в окно на город. Он бросил через плечо взгляд на правителя дворца и снова повернулся к окну.

— Пировали? — спросил он, не оборачиваясь.

— Карабахский хан…

— Знаю! — прервал его царь. — Кто был на пиру?

— Царевич пожелал…

— Пригласить только своих друзей. Что делалось за столом?

— Всё было хорошо, государь…

— Ибрагим воздавал Левану хвалу, а его придворный поэт сравнивал Левана с падишахом и говорил, что ему, Левану, следует быть царём… Сладким ядом одурманивают моего сына, чтобы вызвать в нём преступные помыслы против меня. Любопытно знать, кто внушил такие мысли карабахскому поэту?..

Правитель дворца молчал, опустив голову. Ираклий отвернулся от окна и пристально поглядел на него.

— Почему ты молчишь? — спросил царь.

«Боже мой, — подумал дворецкий, — когда ему успели доложить обо всём?».

— Как пел ему этот чужестранец? «Ты достоин быть падишахом»? Кто сидел рядом с ним?