Акакий Белиашвили - Бесики

— Пока я жив, своей не отдам!

— Попробуй! С тобой так расправятся, что и своих не узнаешь! Нет, брат, от приказа католикоса никуда не уйдёшь. Нарушишь — тебя не будут пускать в церковь.

— И пусть не пускают. Я и сам теперь в церковь ни за что не пойду. Не хочу ни Сионского собора, ни Анчисхати! Буду молиться с армянами или с католиками, а то пойду в мечеть. Чего им от меня нужно?

— Не кощунствуй!

— Так не годится, люди! Что вы как воды в рот набрали? Сопротивляйтесь! — крикнул знаменитый кулачный боец, ткач Дарчия. — Давайте пойдём к царю, пусть он скажет нам только одно слово. Слава богу, мы, кажется, не под турками и не под персами, а есть у нас наш грузинский государь!

Когда-то Дарчия таким же точно образом собрал горожан и повёл их на дворцовую площадь. Тогда дело касалось нового положения о налогах — и достаточно было кликнуть клич, как весь город поднялся на ноги. Дарчия думал, что и сейчас будет то же самое, но ошибся. Все были согласны, что творится большая несправедливость, но никто не трогался с места. Собралось лишь несколько человек, да и те скоро разошлись по домам: хлопот, дескать, не оберёшься. Дарчия с горечью покачал головой и пошёл в кабачок Баграта, чтобы залить досаду вином.

Сыщики католикоса продолжали рыскать по городу в поисках книг. Некоторые из них настолько обнаглели, что пытались даже проникнуть в дома знатных людей, но хозяева вытолкали их палками за дверь.

Вскоре во дворе Сионского храма возвышалась целая гора книг. Помимо первопечатных грузинских книг, среди которых было восемьсот экземпляров поэмы Руставели, там можно было найти во множестве старинные грузинские, арабские и персидские рукописи, а также французские, итальянские и русские книги.

Католикос приказал сжечь всю эту гору книг. Слуги бросились выполнять приказ Антония, но это оказалось не так легко: книги не загорались, нужно было раздирать их на листы, что требовало долгого времени. Тогда католикос, чтобы облегчить работу слугам, приказал бросать книги в Куру. Послушники хотели отодрать от книг некоторые дорогие, украшенные золотом переплёты, но Антоний и этого не разрешил.

— Переплёты проклятых книг тоже прокляты! Пусть никто не смеет их сохранять! — распорядился католикос.

Придворный священник Лука вместе с другими прислужниками складывал книги в хурджины. Послушники уносили их и сбрасывали с моста в реку. Прежде чем положить книгу в хурджин, Лука внимательно просматривал её, бормоча про себя:

— Книга латинская, а может быть, русская или французская. Одному богу ведомо, какие мерзости она проповедует или какие прелюбодейства описывает. Да будет сия книга ввергнута в геенну огненную.

Книга, писанная на языке нечестивых, персов, или арабов, или турок, которую я, невежда, опять-таки не могу прочесть, да будет предана огню или же брошена в Куру.

Книга, называемая Шах-Паме, описывающая дела персов, да будет брошена в Куру.

«Витязь в тигровой шкуре», напечатанный в типографии царя Вахтанга. Да будет книга сия ввергнута в ад, — он торопливо перекрестился и добавил: — И я вместе с нею, и я, грешный, вместе с нею… ещё «Витязь в тигровой шкуре» — одна, две, три, четыре книги. Книга арабская… нет… постой…

Лука, которому трудно было читать без очков, отодвинул подальше от глаз маленькую, красивой вязью написанную книгу, чтобы разобрать её мелкие буквы. На первый взгляд это была арабская рукопись, так как каждая её страница была покрыта золотом и окаймлена прихотливым витым орнаментом.

— «О, зачем ты, мир коварный, ввергнул нас в круговорот», — с трудом прочёл Лука. — Всемогущий боже, это снова «Витязь в тигровой шкуре»!.. — рукописная книга времён царицы Тамары!..

Он быстро перелистал книгу и отыскал в конце дату. Витыми буквами было написано: «Книга сия переписана во времена царствования Давида Норина, в лето 1245».

— Вот это — вещь! Поглядите, как тогда умели переписывать книги! — Лука со вздохом посмотрел на рукопись с волшебно сверкающими, позолоченными страницами. — Почему мы теперь не умеем делать такие книги?

— Мало того, что мы их не делаем, — с горечью проговорил один из послушников, которому, очевидно, не нравилось всё происходящее, — мы выбрасываем в реку даже то, что было сделано раньше.

— Молчи, не гневи бога! — крикнул Лука на послушника и незаметно опустил книгу в карман своей рясы. — Тсс, тише! Тьфу, тьфу, плюю на дьявола, отрекаюсь от нечистого!

И Лука стал хлопотливо бросать книги в хурджин. Едва взглянув на какую-нибудь книгу, он громко приговаривал:

— Тьфу, тьфу, плюю на дьявола, уберите от меня эту греховную книгу! — и кидал её в суму.

Весёлый священник надеялся, что своими прибаутками и суетой развлечёт окружающих, так что они забудут о маленькой книжке, сунутой им в карман.

Но Лука ошибся.

Гареджийский дьякон, который уже двадцать лет мечтал стать священником и с этой целью поступил в келейники к католикосу, заметил происшедшее и тотчас же доложил католикосу, что Лука спрятал в карман какую-то греховную книгу.

Антоний в этот день был с утра в плохом расположении духа. Его люди обыскивали дома и отбирали у горожан греховные книги. Он, как верный слуга святой церкви, мог чувствовать удовлетворение, уничтожая вредные книги, но, когда католикос увидел, как во дворе храма выросла гора книг, он почувствовал угрызения совести. Изящные, с любовью и тщанием написанные и разрисованные книги возбуждали в Антонин чувство невольного уважения. К тому же он знал, что сожжение еретических книг по постановлению церковных соборов во времена инквизиции было сурово осуждено историей. В нём нарастало чувство острого недовольства собой. Раздражение его усиливалось сознанием, что ошибку уже нельзя исправить. Отобранные у горожан книги непременно нужно было сжечь или выбросить в воду — Антоний не мог отменить своего решения. Раздражённый и раздосадованный, он старался как можно скорее закончить начатое дело, и когда гареджийский дьякон доложил ему о поступке Луки, он немедленно спустился во двор.

— Достань из кармана книгу, которую ты утаил! — приказал он священнику.

Лука торопливо погрузил руку в глубокий карман своей рясы, но запутался и долго возился, пока сумел извлечь оттуда книгу.

— Ты вместилище скверны! Что это такое? — Антоний выхватил из рук священника книгу и быстро перелистал её. — Стихи, сочинённые Бесики! Господи помилуй! Что ещё у тебя в кармане?

Лука снова торопливо полез в карман и протянул Антонию вторую книгу.

— А это что? «Витязь в тигровой шкуре» Руставели, написанный на позолоченных листах бумаги! Что же, золото тебя ослепило?

— Нет, ваше святейшество, это — древняя книга, и меня поразило искусство переписчика, трудившегося в столь отдалённые времена.