Акакий Белиашвили - Бесики

У Чоглокова заблестели глаза, когда он увидел маринованные грибы и водку. Он налил чарку водки и, не переводя духа, выпил. Не отстали от него и остальные.

Гости только что начали закусывать, как со двора донёсся звон бубенчиков. Вскоре послышалось фырканье коней и окрики кучера: «Тпру!.. Чёрт!..»

Через несколько минут переступил порог высокий офицер, звонко отрапортовавший:

— Честь имею представиться, капитан-поручик лейб-гвардии Преображенского полка Иван Львов.

— А-а-а, слава богу! — воскликнул вскочивший Чоглоков. — Вы носитесь, капитан, как вихрь. Вот и догнали меня.

Капитан Львов давно собирался в Грузию, но только пятого января покинул Петербург. Он был послан в Грузию с особым поручением коллегией иностранных дел. Его неоднократно вызывали к Никите Ивановичу Панину. В первый раз ему передали жалованные грамоты императрицы для вручения Ираклию и Соломону. Потом Панин задержал его на два дня и передал личные письма к грузинским царям. Его заставили прождать ещё несколько дней, и наконец он получил приказ явиться во дворец. Тут ему вручили, в присутствии графа Григория Орлова, ордена Андрея Первозванного для Ираклия и Соломона. Он должен был в торжественной обстановке передать эти высочайшие награды царям.

— Они, пожалуй, и не поймут, что нм жалуют, — смеясь, говорил Орлов вытянувшемуся перед ним в струнку Львову. — Для них это блестящие бляхи, и только. Посему передайте его превосходительству, графу Тотлебену, чтобы он устроил при передаче орденов внушительный парад. Пусть прикажет стрелять из пушек и не жалеет пороха.

Когда из казначейства принесли два увесистых кожаных мешка, набитых червонцами, Орлов сострил:

— Вот этому они знают цену. Но не будем неосмотрительно щедры… Вас предупреждал Никита Иванович?

— Так точно, ваше сиятельство, — ответил Львов.

— Очень хорошо. Передайте Тотлебену и Моуравову, что эти деньги они могут передать грузинским царям лишь в том случае, если их финансы окажутся совершенно исчерпанными.

Еле выбравшись пятого января, Львов только в средних числах марта с трудом достиг Кизляра.

До Астрахани он ехал на санях, а оттуда в экипаже, так как в степях снег уже стаял и началась весна. Львов снял тяжёлую шубу и, облачённый в нарядную гвардейскую форму, горделиво восседал в экипаже. Единственно, что его беспокоило, — это полное безденежье. Жалованье он проиграл в карты, когда заезжал в Москву, и теперь ему приходилось путешествовать на взятые взаймы деньги. Озлобленный тем, что мешки с золотом лежат у его ног, а сам он — без гроша, Львов стократ проклинал судьбу. Он любил жить на широкую ногу и не хотел, чтобы кто-либо заметил, в какой нужде находится офицер лейб-гвардии.

Он заехал на постоялый двор, чтобы напиться чаю, пока накормят лошадей. При виде же накрытого стола и сидящих за ним офицеров его охватило радостное настроение. Можно было подумать, что оно вызвано встречей с Чоглоковым.

— Граф, неужели это вы? — приветствовал он Чоглокова. — Не узнал вас, разбогатеете!

— Иди, иди, красавец! — сказал Чоглоков и, взяв Львова под руку, подвёл к столу. — Сперва выпей чарочку водки, чтобы взыграть духом, а потом рассказывай все новости. Ратиев, вот наш новый спутник, гвардии офицер Львов и, как гвардейцу подобает, ветреник и бессребреник!

Чоглоков посадил Львова рядом, налил ему чарку водки.

— Когда ты приехал в Кизляр? Да пей же, чего ждёшь?

— Ваше здоровье! — Львов поднял чарку и выпил.

— Молодец! Вот это я люблю, — сказал Чоглоков, потрепав Львова по плечу. — Теперь расскажи, что говорят обо мне в Петербурге? Ничего не слышал при дворе?

О Чоглокове Львов ничего особенного не слышал. Только Панин как-то сказал ему: «Чоглоков поехал добровольцем в Грузию, следите, чтобы он не выкинул там какую-нибудь глупость».

Он не знал, что ответить любезному хозяину.

— Скажите, — обратился Львов к Чоглокову, — почему вы задержались в дороге? Я полагал, что вы уже давно в Грузии.

— Болел, мой дорогой, и потому пришлось пробыть в Кизляре целый месяц. К тому же, я распродал свои имения и ждал получения денег.

— Имения? Почему?

— Эх, мой дорогой, большому кораблю — большое плаванье. Я взойду или на эшафот или на престол.

— Как?

Хотя Львов опьянел, но последняя фраза Чоглокова сразу его отрезвила. Он испуганно огляделся и взглянул на Ратиева, как бы спрашивая: «Чего он дурака валяет?»

— Чего ты удивляешься и осматриваешься? — с лёгким раздражением обратился к нему Чоглоков. — Ты, должно быть, и не знаешь, с кем говоришь?

Он налил себе водки, выпил и продолжал:

— Если не знал, так узнай теперь. Ты имеешь счастье беседовать с законным престолонаследником российским, который пока пребывает простым офицером.

Теперь удивился и Ратиев. А Львова настолько поразило это заявление, что он прямо в лицо бросил Чоглокову:

— Да вам, должно быть, вино ударило в голову!

— Ничуть, мой дорогой.

— Тогда это бред! — заключил Львов. — Я знаю единственного престолонаследника — Павла Петровича.

— Ха-ха-ха! — расхохотался Чоглоков. — Если ты, кроме этого, ничего не знаешь, то далеко не уедешь.

— Я думаю, что вы несколько преувеличиваете свои возможности… — улыбаясь, вмешался Ратиев.

— Не волнуйтесь, господа, и не возмущайтесь. Глотнём ещё по стаканчику и попытаемся во всём разобраться, — обратился Чоглоков к офицерам. — Значит, вы в этом сомневаетесь?

— Не то что сомневаюсь, но и запрещаю вам говорить на эту тему! — резко ответил Львов.

— Ты, может быть, думаешь, что я на тебя сержусь? — сказал Чоглоков, — Наоборот, хвалю, мой дорогой. Офицер должен быть верен присяге, но при этом не надо терять и сообразительности. Офицер Преображенского полка должен всё знать и уметь во всём разбираться. Почему после смерти Петра Великого престолом завладели женщины? Насчёт этого история скажет впоследствии своё веское слово и выведет всё на божий свет. Если волей судьбы я взойду на эшафот, то она скажет и о том, что прямым потомком Петра Великого был подполковник Чоглоков…

Чоглоков достал из кучи сложённых в углу вещей чемодан, поставил его на стол и открыл. Он был полон драгоценных камней и золотых вещей. Там лежали вперемешку украшенные крупными бриллиантами браслеты, диадемы, жемчужные ожерелья с перлами величиной с лесной орех, табакерки, медальоны, кольца и нательные кресты. Всё это сверкало и переливалось радужным блеском.

Чоглоков с насмешливой улыбкой смотрел на окружающих, не сумевших скрыть удивления при виде этих сокровищ. Они произвели на них, несомненно, большее впечатление, чем уверения Чоглокова о его происхождении и ссылки на историю. Ратиев глядел на всё это богатство со сдержанным удивлением, а Назаров — с благоговейным трепетом.