Акакий Белиашвили - Бесики

— Здесь, правда, столько ценностей, — наконец промолвил Ратиев, — что на них можно купить целое царство, если оно вам понадобится…

— И к чему, ваше сиятельство, вы везёте столько сокровищ в Грузию? — с дрожью в голосе спросил его Львов.

— Это ведь не всё, мне должны прислать ещё деньги, вырученные от проданных поместий. Вы думали, что я бросаю слова на ветер? — продолжал хвастать Чоглоков. — Вы хотели доказательств. Но разве для вас не достаточно, что моя мать — племянница Петра Великого? Разве императрица не воспитанница моей матери? Неужели вы и этого не знали? Вы хотите документ? Вот он!

Чоглоков достал из чемодана золотую табакерку, усыпанную бриллиантами. Он открыл её и показал офицерам выгравированную на внутренней стороне крышки надпись: «Да будет счастлив наследник наш, призванный богом править страной». И там же более мелко: «Графине Чоглоковой в день рождения сына».

Львов прочёл надпись и передал табакерку Ратиеву, а тот, в свою очередь, Назарову, который мельком взглянул на надпись и, взвесив на ладони табакерку, воскликнул:

— Какая тяжёлая, она стоит, наверное, не меньше тысячи рублей!

— А для меня она дороже и тысячи тысяч, — заметил Чоглоков и окинул всех победоносным взором.

Львов стал снова рассматривать табакерку, сделав вид, будто поверил словам Чоглокова. Ратиев загадочно улыбался. «Должно быть, или прожжённый авантюрист, или искренний маниак и будущая жертва дворцовых интриг, — подумал он. — Но пока что его можно использовать в нужный момент…»

Чоглоков бережно спрятал табакерку в чемодан, замкнул его, снёс в угол и завалил другими вещами. Потом сел и наполнил стаканы водкой.

— Если я попаду на эшафот, то выпейте тогда, господа, за упокой моей души. А теперь за успех нашего путешествия!

— Ура! — воскликнул Львов и чокнулся с Чоглоковым.

В этот день все они так перепились, что пришлось остаться ночевать на постоялом дворе.

На другой день все трое выехали в Моздок.

Царь Ираклий с войском подошёл к Квишхети и там разбил лагерь.

Тотлебен остался в Сурами.

Поход задержался по двум причинам. Во-первых, через Куру надо было построить мост, и, во-вторых, ни русское, ни грузинское войска не были достаточно снабжены провиантом. Ираклий воспользовался приближением пасхи и послал три тысячи человек для заготовки съестных припасов. За постройку моста тоже взялись сейчас же, и к великому четвергу уже был готов довольно широкий мост через Куру.

В тот же день сардары доложили царю о возвращении посланных нм отрядов, которые доставили в достаточном количестве провиант. Кроме выпеченного хлеба было привезено много муки. Ираклий тотчас же приказал снабдить провиантом русских. Тотлебену он велел передать, что откладывать выступление дольше нельзя и войска должны двинуться в поход в пятницу утром.

Моуравов лично поехал к графу для передачи приказа Ираклия. Вечером он вернулся и привёз царю радостную весть:

— Капитан Львов привёз Тотлебену из Петербурга жалованные грамоты императрицы и ордена Андрея Первозванного для вручения их вашему величеству и царю имеретинскому Соломону.

Тотлебен просил Ираклия отложить поход ещё на пять дней ввиду необходимости подготовиться к церемониалу вручения орденов. Желательно, для большей торжественности, чтобы эта высокая награда была передана царю в день светлого праздника.

Отсрочка похода вновь озаботила Ираклия, так как опять приходилось думать о снабжении армии. Поблизости уже ничего нельзя было достать, а привоз провианта из Гаре-Кахетии и из центральной Картли требовал много времени. При всех хлопотах, не удавалось собрать больше ста коди припасов в день, тогда как нужно было не меньше ста двадцати. А будь войско уже на вражеской земле, посылаемые в набеги отряды доставляли бы с избытком фураж и провиант.

Ираклий призвал мушрибов, они ещё раз обсудили вопрос о снабжении и после долгого совещания порешили обеспечить провиантом русское войско до вторжения в Ахалцихское ханство, грузинское же предупредить об экономном расходовании хлеба, а некоторой части воинов выдать вместо хлеба деньги. На них грузины могли купить провиант в близлежащих деревнях.

Поход был отложен; Ираклий нехотя на это согласился. Он чувствовал, что Тотлебен умышленно ищет причины, чтобы отсрочить движение войска в сторону Ахалциха.

Ираклий был поглощён этими мыслями, когда дворецкий доложил ему, что пришли русские офицеры и просят их принять. К Ираклию иногда наведывались офицеры, всегда встречавшие радушный приём. Он и теперь приказал дворецкому принять их и позвать Давида Орбелиани, царевича Левана и дежурного мдивани.

Моуравов счёл неудобным остаться при царе, так как знал, по какому делу явились офицеры. Он попросил у Ираклия разрешения не присутствовать на аудиенции. Ираклий знал всех пришедших, кроме Чоглокова и Назарова. В палатку вошли майор Ременников, капитан Платов, поручик Дегралье и штаб-офицер Зубов. Ременников представил Ираклию Чоглокова и прибавил, что этот офицер приехал добровольцем.

Назаров перевёл его слова царю и добавил:

— Насчёт этого офицера, ваше величество, доложу отдельно.

Ираклий удивился, что среди русских оказался человек, свободно владеющий грузинским языком, и спросил:

— Где ты научился говорить по-грузински?

— Я родился в Грузии, — ответил Назаров. — Отец мой служил у царя Теймураза, потом переселился в Моздок… Я тогда был ещё мальчишкой. Позже я поступил на русскую службу. Теперь судьба вновь привела меня в родные места Да не лишит меня бог ваших милостей.

Ираклий хотел что-то ответить, но в этот момент вошли царевич Леван, Давид и Бесики. Они низко поклонились царю, а потом приветствовали офицеров. Ираклий пригласил всех сесть на ковёр и сам подал пример. С чётками в руках и в чалме, Ираклий больше походил на мусульманского властелина, чем на грузинского царя.

Русским офицерам было трудно сидеть по-турецки. Они были в узких лосинах и с трудом сгибали ноги, мешали и шпоры. Офицеры вынуждены были сидеть, спираясь на руку, полулёжа. Чоглоков долго вертелся, пока наконец кое-как устроился.

Бесики приготовил чернила и перо, чтобы записывать, если понадобится, беседу.

— Давид, передай офицерам, что я готов выслушать их, — сказал Ираклий сардару, перебирая жемчужные чётки.

Давид провёл рукой по усам, некоторое время молчал, как бы не зная, с чего начать, и задумчиво глядя на изумительно вытканный кирманский ковёр.

— Господа офицеры, — наконец обратился Давид по-русски, — царь просит вас доложить, о чём вы хотите с ним говорить.

— Ваше превосходительство, — обратился Ременников к Давиду, — я беру на себя смелость доложить его высочеству, что если мы не примем решительных мер, то на славное российское воинство ляжет пятно позора, и притом не по его вине. Мы утверждаем, что генерал Тотлебен злодей и изменник. Я испытанный в боях офицер, в такой же мере опытны и мои друзья. Мы достаточно разбираемся в военной науке. Генерал Тотлебен в секретном порядке разослал инженеров и соглядатаев для изучения обороноспособности ваших крепостей. У нас создаётся впечатление, что его больше интересует ваша страна, чем поход на Ахалцих. Он собрал сведения о мощности вашей артиллерии. Если мы приехали сюда, чтобы воевать с турками, то мы должны были бы разведать прежде всего боевые силы врага, то есть ахалцихского хана. Однако на этот счёт он не предпринял никаких мер.