Акакий Белиашвили - Бесики

— Да, да, я слушаю, продолжайте.

Моуравов был ошеломлён. Битый час говорил он не переставая, а оказалось, что государь его вовсе и нс слушал. Ираклий угадал его мысли и улыбнулся:

— Я внимательно слушал тебя, Антон! Всё, что ты сказал, мною уже не раз думано и передумано, но…

— Что означает это «но», ваше величество?

— Это означает, что я пока не вижу другого выхода. Я верю вашей преданности, господин Моуравов, и весьма уважаю вас. Из уважения к вам я прикажу Ратиеву отложить поход на три дня. Напишите ещё раз Тотлебену. Я знаю, что из этого ничего не выйдет, но для того чтобы вы окончательно уверились в невозможности с ним сговориться, попробуйте в последний раз убедить его. Напишите, что я готов предать забвению всё, что было, и действовать с ним в согласии против общего врага, а если он испытывает недостаток в провианте или фураже, то немедленно доставить ему то и другое.

Ираклий встал. Тотчас поднялся и Моуравов. Он взял со стола свою треугольную шляпу и засунул её себе под мышку.

— Если же генерал ещё раз позволит себе какой-либо поступок, оскорбляющий наше достоинство. — Ираклий помолчал, взглянул в окно и отчеканил:

Моуравов вздохнул с облегчением. Правда, он ещё окончательно не уговорил Ираклия, но можно было надеяться, что за три дня дело как-нибудь образуется. Он посоветуется с некоторыми сочувствующими ему вельможами, подошлёт их к царю и, наконец, убедит его отказаться от опасного намерения. Поэтому он решил пока удовлетвориться достигнутым, попрощался с царём и немедленно отправился в посольство, чтобы поговорить с Ратиевым, Чоглоковым и Дегралье. Он хотел ещё раз попытаться убедить Ратиева отказаться от своего намерения, Чоглокову же и Дегралье собирался предложить убраться восвояси, пригрозив им, что в противном случае добьётся от царя разрешения на их арест и высылку в Россию.

В посольстве Моуравов застал фельдъегеря, присланного Тотлебеном. Фельдъегерь, бросив свою кожаную сумку на стол и растянувшись в усталой позе на тахте, отдыхал после долгого пути. При виде Моуравова он лениво поднялся, отрапортовал, устало растягивая слова, о своём прибытии и вручил послу письмо, которое достал из сумки. Моуравов взял письмо, попросил фельдъегеря сесть и приказал любопытным сотрудникам посольства вместе с Эгутовым оставить их наедине.

Сотрудники удалились с недовольным видом. Моуравов, не распечатывая письма, стал расспрашивать фельдъегеря:

— Где находится генерал в настоящую минуту?

— В Душети, — ответил фельдъегерь. — Я еду оттуда. Мы взяли эту крепость.

— Взяли? Что это значит?

— Я не понимаю вашего вопроса, — гусар удивлённо взглянул на Моуравова.

— Как не понимаете? — удивился в свою очередь Моуравов, — Вы взяли крепость с боем?

— Громко сказано, — улыбнулся гусар. — Мы просто связали всю крепостную стражу, которая почти не оказала сопротивления.

— Ах, боже мой! Да скажите же мне, для чего вам понадобилось брать Душетскую крепость силой?

— Как для чего? Таков высочайший указ. Ведь Тотлебену дано повеление полностью подчинить Грузию её императорскому величеству, а всех грузин заставить присягнуть России. Вот мы и выполняем указ. Но не все грузины сочувствуют нам. Правда, к графу уже явились князья Амилахвари и Павленов, но зато душетский губернатор не пожелал явиться и теперь раскаивается в этом: мы разграбили всё его имущество.

— Значит, Тотлебен решил…

— Решил, что на днях возьмёт в плен царя Ираклия, отберёт у него орден Андрея Первозванного и отправит его под стражей в Россию. Потом он заставит всех подчинившихся князей присягнуть на верность императрице, и таким образом со всеми грузинскими делами будет покончено в две недели.

— Как, по-вашему, возможно ли это?

— Почему же нет? Имея три тысячи солдат, мы проведём всю операцию так быстро, что и оглянуться не успеете.

— Это не ваша ли собственная фантазия?

— Ну, что вы! Тотлебен уже давно беседовал обо всём этом с каждым офицером. Я думал, что вы об этом уже знаете. Разве капитан Львов не сообщил вам?

— Вы своими глазами видели указ императрицы?

— Нет, я его не видел, но Львов говорит, что читал его.

Эти новости с новой силой встревожили Моуравова. Несколько мгновений он стоял, словно в дурмане. Он не догадался даже сесть, хотя чувствовал в коленях такую слабость, что едва не упал. Глаза, воспалённые от бессонной ночи, горели, что-то тяжёлое подступало к самому сердцу.

— Безумец! — вырвалось у него. Он схватился руками за голову. — Безумец, поистине безумец!

— Кто безумец, ваше превосходительство?

— Всякому понятно — кто! Да знаете ли вы, с кем имеете дело? — вскричал Моуравов, обращаясь к фельдъегерю, как будто эго был сам Тотлебен. — Знаете или нет? Ираклий раздавит вас, как котят. Повелители Востока не смогли ни разу победить его. Вам ли, глупцам, вступать с ним в борьбу? Никакого указа императрицы нет, всё это выдумки! Генерал хочет своими дурацкими действиями искупить позор, которым он покрыл себя под Ацкури. Он хочет принести в жертву своему честолюбию жизнь трёх тысяч русских людей! Нет, никогда! Я не дам ему права на это! Ох, боже мой, что это за несчастье свалилось на мою голову. И ведь обо всём этом я знал уже раньше, но только не хотел верить!

Фельдъегерь слушал в изумлении. Моуравов бегал по комнате и бесновался. Наконец он упал на стул, схватился руками за голову и в таком положении молча просидел некоторое время. Потом, тяжело вздохнув, он послал фельдъегеря к Эгутову с тем, чтобы тот дал ему позавтракать, сам же схватил перо и принялся писать письмо к Панину.

«Здешние дела совсем запутались, — брызгая чернилами, писал Моуравов, словно эта торопливость могла помочь ему быстрее снестись с Петербургом, до которою был целый месяц пути. — Граф Тотлебен со своим корпусом находится ныне в Грузии, а именно в Душети, почти ближайшем к границе России пункте. Здесь, но словам грузин, он взял из крепости две пушки, так как готовился встретиться с врагом; но всё это есть лишь выдумка, цели которой я не знаю…»

Он на мгновение остановился и пробежал взглядом написанное. Волнение сказывалось: он убедился, что письмо выходит нескладно. Подумав немного, он махнул рукой и продолжал:

«…хотя Ираклий ежедневно выслушивает жалобы жителей на бесчисленные оскорбительные и дерзостные действия графа Тотлебена, дошедшие до того, что греческая церковь вблизи Душети была разграблена его отрядами, после чего я послал ему письмо с просьбой впредь удерживать свои войска от подобных бесчинств. Воздействовало ли на него это письмо, я, однако, пока нс знаю. Лишь искреннее чувство покорности всемилостивейшей нашей монархине удерживает Ираклия в границах глубокого уважения к её военачальнику и войскам. Душетский губернатор вынужден был спастись бегством, дабы не подвергаться опасности. Волнение и тревога царят здесь. Ими объяты как сам царь, так и все высокородные вельможи, узнавшие об описанных выше бесчинствах. Довожу также до сведения вашего сиятельства, что граф Тотлебен опубликовал манифест, направленный против офицеров — подполковника князя Ратиева, графа Чоглокова и поручика Дегралье. Экземпляр оного на русском и грузинском языках осмеливаюсь переслать вашему сиятельству вместе с копией письма царя Ираклия, адресованного на моё имя. Сие письмо заслуживает внимательного рассмотрения со стороны вашего сиятельства.