Акакий Белиашвили - Бесики

Подполковник Чоглоков и поручик Дегралье прибыли в Тбилиси 1 мая по своему желанию. Из них подполковник Чоглоков был арестован графом Тотлебеном и выслан в Россию прошлого 4 апреля, а поручик Дегралье тогда же уволен со службы. Подполковник Ратиев был приглашён царём Ираклием в Тбилиси с целью снабжения провиантом его отряда, шедшего вместе с ним на соединение с войсками графа Тотлебена. Подполковник Ратиев рассчитывал найти графа Тотлебена в Мухрани, как об этом сам граф сообщал мне ещё во время пребывания его у Ацкури. Более того, Ираклий посылал к графу гонцов, прося его прибыть в Тбилиси — от Мухрани же до Тбилиси лишь полдня езды, Граф Тотлебен требовал у Ираклия выдачи ему упомянутых трёх офицеров. Ираклий намеревался препроводить их к графу вместе с прибывшим из России отрядом подполковника Ратиева, но Тотлебен, не дожидаясь ответа Ираклия, обнародовал этот манифест, который вызывает в здешнем народе тревогу и удивление, ибо здесь никогда не слышали ни о чём подобном. Сам царь Ираклий также встревожен, ибо опасается, как бы подобные меры не были предприняты и по отношению к собственной его особе. Слепое подчинение российскому престолу со стороны здешних азиатов или стремление к наживе какого-либо негодяя может подвергнуть опасности жизнь монарха, тем более, если на это будет дано манифестом соизволение главнокомандующего здешними русскими войсками. Приняв во внимание указанные соображения и чтобы избежать пролития крови, быть может, совершенно невинных людей, царь Ираклий решил сам отправить их в Петербург.

гор, Тбилиси, 10 мая 1770 г.»

Моуравов пробежал глазами письмо и на минуту задумался. Он колебался: отписать ли Панину всё, что наболтал фельдъегерь? Однако в манифесте Тотлебена Ираклий был упомянут с почтением, как царь, принявший подданство императрицы. Моуравов подумал, что все эти разговоры, возникшие в русском лагере, возможно, были только домыслом досужих людей, и решил совершенно умолчать о них.

«Боже, помоги мне, — вздохнул Моуравов, сложил письмо, зажёг свечу и стал шарить на столе в поисках сургуча. — Господи, избави меня от этой напасти и воздай творящему зло по его заслугам!»

Три дня Моуравов без устали бегал по городу. Он являлся к мдиванбегам, к судьям, к царевичам, к правителю города и убеждал их, чтобы они посоветовали Ираклию не обострять положения и отказаться от ареста Тотлебена. В конце концов его труды увенчались успехом. Неожиданно у него оказалось много единомышленников, особенно среди пожилых вельмож, которые уже не чувствовали в себе былых сил, чтобы в тяжкую годину мужественно переносить испытания, и не мечтали ни о чём, кроме спокойной жизни. Вельмож этих поддержал и царевич Георгий, который собрал всех своих единомышленников, явился вместе с ними к Ираклию и после долгих увещаний наконец убедил отца вытребовать назад от Ратиева письменный приказ об аресте Тотлебена. Это вызвало ропот недовольства среди вельмож и придворных молодого поколения, группировавшихся вокруг царевича Левана.

Давид Орбелиани немедленно отправился к царю, чтобы убедить его, что подобное отступление обращает в ничто величие, обретённое Грузией благодаря его же бранным трудам, превращает грузинского царя в покорного раба Тотлебена. Тем временем Леван отыскал Ратиева, отозвал его в сторону и приказал ни за что не возвращать государю записку с приказом об аресте Тотлебена. Вслед за этим он отправился к отцу, чтобы поддержать своего друга и зятя. Леван был уверен, что у Давида произойдёт бурное столкновение с царём и что, если он не подоспеет вовремя, дело может плохо обернуться. Каково же было его удивление, когда он увидел в приёмной грустного Давида. Тут же ожидали царской аудиенции главный мандатур Глаха Цицишвили и судья Иесе.

— Видел отца? — спросил царевич.

Тот отрицательно покачал головой.

— Почему?

— Эджиб встретил меня у дверей и сказал, что ему велено никого не пускать.

— Как никого? Даже самого сахлтухуцеси? Что это значит? Государь один?

— Нет.

— Кто у него?

— Бесики.

— Бесики? — Леван сразу успокоился. — Ну, это ещё ничего. Я боялся найти там кое-кого другого. Что ж, пойду повидаю государя.

И Леван вступил в галерею, которая соединяла приёмную с царским кабинетом. Но тут эджиб, который стоял у дверей кабинета, вышел навстречу ему и почтительно доложил, что государь не велел принимать даже самого царевича. Ираклий просил сына и зятя извинить его и обещал, что сам всех созовёт, когда придёт время. Леван вернулся, позвал Давида и вместе с ним направился к Анне. Она радостно встретила зятя и племянника, поцеловала каждого в лоб, усадила на тахте и осведомилась о здоровье Тамары.

— Ну как она, моё бесценное сокровище? Привыкли друг к другу? — с улыбкой спросила Анна. — Наверное, привыкли, иначе разве она не пришла бы к нам хоть раз за всё это время? Совсем стала затворницей наша Тамара! А ведь от вас до дворца рукой подать…

— Вот видите, а она на вас в обиде: совсем, говорит, тётушка меня забыла. Спасибо Левану — всё время у нас: и днём и ночью. Право, в нашем доме не так уж неуютно, отчего же вы так редко к нам ходите?

— Я бы рада не расставаться с вами, да ведь знаете мои обстоятельства…

— Знаю, знаю! Сейчас скажете: «Мой Димитрий, я не могу его оставить…» — прервал её Давид. — Нашли чем отговариваться! Разве мало у вас слуг, которые могут присмотреть за Димитрием? Как поживает мой почтенный дядюшка?

— Известно, как! Теперь у него появилось новое чудачество — стал капризен, как малый ребёнок. Увидит еду и от радости бьёт в ладоши. А если его не накормят вареньем, хнычет, как младенец. Эх, лучше вы расскажите о себе. Леван, что с тобой? Похоже, что тебя рассердили. — Анна взглянула на Левана с любовью.

Леван вместо ответа только махнул рукой и, раскрывая нарды, сказал Давиду:

— Давай сыграем, скоротаем время, пока Бесики кончит свою беседу с отцом.

— Бесики? — переспросила Анна.

— Да, Бесики, — нахмурился Леван, занятый расстановкой шашек на игральной доске. — Отец заперся с ним ото всех, даже нас с Давидом не впустили. Любопытно, какие там у них секреты?

Анна не на шутку разволновалась. Сердце её бешено заколотилось. Что могло случиться? Быть может, Майя выдала её тайну и слух о её любви к Бесики дошёл до Ираклия? Анна строила в уме тысячи догадок, но каждый раз возвращалась к этому предположению. Никакой другой причины для тайной беседы Ираклия с Бесики она не могла придумать.

Чтобы скрыть волнение, она вышла в Другую комнату. Приказав запятой рукоделием Анико выйти к Левану и Давиду, она понюхала духи и кое-как заставила себя успокоиться. Когда сердце её стало биться тише, она решительно направилась к палатам Анны-ханум, рассчитывая всё у нёс разузнать. Но надежды её не оправдались: спросить напрямик она не решилась, а окольным путём ничего не смогла выведать.