Акакий Белиашвили - Бесики

Когда она вернулась к себе, Давида и Левана уже не было. Судя по тому, что нарды остались раскрытыми, царевич и сардар, по-видимому, прервали игру неожиданно. Анна беспомощно огляделась и принялась теперь искать внучку. Служанка, прибежавшая на зов, сказала ей, что Анико ушла к царице Дареджан. Маленький царевич Иулон неожиданно заболел, и все женщины, какие находились во дворце, ушли во дворец Сачино.

— Когда же вы все успели узнать об этом? — удивилась Анна.

— Да минут пять тому назад. Прибежал слуга от царицы, разыскивал докторов. У царевича, оказывается, сильнейший жар. Он весь горит.

— Боже мой, боже мой! Ах, какая беда! Как же я не знала? Я сейчас же должна идти туда. Почему они меня не подождали?

— Они только что отправились. Наверное, ещё и до моста нс дошли.

— Скорей дай мне выходные туфли и зонтик! — засуетилась Анна и вмиг забыла о собственном горе. Торопливо надев на ноги расшитые золотом туфельки на высоких каблуках, она взяла зонтик и поспешила в Сачино, к царице Дареджан.

Сходя по лестнице, она увидела нескольких вельмож, которые тоже куда-то торопились. Среди них был Чабуа. Анна крикнула ему:

— Чабуа, Чабуа, подождите меня! — Она бегом догнала мдиванбега и, с трудом переводя дыхание, спросила: — Вы идёте в Сачино?

— Да, в Сачино, — ответил Чабуа с глубоким поклоном.

Остальные тоже остановились и почтительно приветствовали Анну.

— Ну, так пойдём вместе, — сказала Анна. — Что это за несчастье свалилось на нас! Чем заболел мой милый маленький Иулон?

— Не могу сказать. Лекари только сейчас пошли в Сачино.

— А государь уже там?

— Нет, государь занят: заперся в своём кабинете и никого к себе не допускает. Ему даже не решились доложить.

— Боже мой, да как же это так? Разве можно не докладывать? Я пойду скажу ему. Как можно нс сообщить ему о болезни сына! — Анна, подобрав платье и оставив Чабуа, устремилась вверх по лестнице.

Снова сердце её забилось изо всех сил. Совершенно неожиданно у неё появился повод войти к Ираклию, узнать, о чём он беседовал наедине с Бесики. ещё минута — и тяжкие сомнения её будут разрешены. Но, дойдя до галереи, Анна невольно замедлила шаг. Повод был очень хорош: она войдёт к брату, чтобы сообщить ему о болезни сына, и одним взглядом определит, что там происходит — разговаривает ли царь с Бесики о делах, диктует ли ему, или гневается на него за любовь к своей сестре. Даже волнение её не внушит Ираклию никаких подозрений.

Но что, если беседа Ираклия и Бесики действительно касается её? Как тогда быть? У неё тут же на месте разорвётся сердце, которое и сейчас не даёт ей покоя.

Чем ближе подходила Анна к кабинету Ираклия, тем труднее становился для неё каждый шаг.

Эджиб, который стоял перед дверью кабинета, вышел вперёд с почтительным поклоном и остановился в изумлении: на лице сестры царя было написано необычайное волнение.

Анна остановилась, хотела о чём-то спросить эджиба, но не смогла взять себя в руки. Пока она старалась произнести хоть слово, дверь отворилась, и в галерею вышел улыбающийся Бесики.

Анна сразу поняла, что всё её волнение было совершенно напрасно. Она мгновенно успокоилась и сразу почувствовала во всём теле страшную усталость. Колени у неё задрожали, слёзы хлынули из глаз. Она несколько раз прерывисто вздохнула и, даже не кивнув Бесики в ответ на его почтительное приветствие, вбежала в кабинет.

— Горе мне, горе! — крикнула она, задыхаясь. — Мой маленький Иулон заболел! — и Анна, плача, опустилась на тахту.

— Заболел? — удивился Ираклий. — Но ведь ещё вчера он был совершенно здоров?

— Говорят, у него сильный жар, — сказала Анна, прикладывая платок к глазам.

— Да перестань ты, ради бога! Вечно вы перепугаетесь, да и других можете перепугать! Наверное, пустяки какие-нибудь. Пойдём посмотрим, в чём дело. Врачей уже позвали?

Анна вытерла слёзы и, окончательно успокоившись, сказала чуть дрожащим голосом:

— Врачи только что пошли туда.

— Пойдём и мы. Эй, эджиб! — Ираклий ударил в ладоши и приказал неподвижно вытянувшемуся в дверях слуге: — Скорее лошадей!

В Сачино они застали множество людей. Двор, балконы и комнаты были переполнены вельможами и придворными дамами. Ираклия удивило и встревожило такое стечение народа. Взволнованный, он взбежал по лестнице в круглую комнату башни, где находился маленький больной.

Царевич лежал на спине и тяжело дышал. Лицо его было пунцовым от жара, широко раскрытые глаза смотрели в потолок. При виде отца мальчик улыбнулся и протянул обе руки, чтобы обнять его за шею. Ираклий опустился на колени около постели, наклонился к сыну и провёл рукой по его воспалённому лбу. Иулон обвил его шею обеими руками и крепко прижался к нему.

— Отец, — прерывисто шептал мальчик около самого уха царя, — милый отец, подари мне лошадку!

— Хорошо, сынок, подарю тебе моего арабского скакуна, — сказал Ираклий, тщетно стараясь освободиться из цепких объятий сына.

Иулон ещё крепче обхватил ручонками шею отца и шепнул:

— Буланого подаришь?

— Да, да, буланого, — успокаивал его Ираклий, — а к нему золотое седло и золотую саблю.

Анна старалась привлечь к себе внимание царевича, рассчитывая на то, чтобы тот выпустил Ираклия, который стоял на коленях, склонившись над постелью в неудобной позе. Но все её усилия были тщетны: Иулон едва взглянул на ласкающуюся к нему Анну и ещё крепче вцепился в отца. Долго ещё продолжались бы эти ласки, если бы не вмешалась Дареджан, которая наконец заставила мальчика выпустить отца из своих объятий. Ираклию подали кресло. Поставив его тут же, у изголовья больного, Ираклий сел и осмотрелся. В комнате находились: царица Дареджан, Леван, Анна и три врача. Патер Леонардо, самый известный из всех тбилисских врачей, ещё до прихода Ираклия приказал никого не пускать к больному, бесцеремонно выпроводил всех, кроме Дареджан и Левана, и раскрыл настежь окна, чтобы освежить воздух.

Ираклий окинул врачей вопросительным взглядом, глаза его остановились на Леонардо. Но Турманидзе опередил его:

— У царевича воспалены лёгкие, государь. Он дышит с хрипом, пульс бьётся неправильно, лицо налилось кровью. Дыхание весьма затруднено. Причиной всему — избыток крови. Доктор Гален пишет, что к этому недугу не следует легко относиться: болезнь мучительная, опасная и очень заразная.

— Не тревожьтесь, государь, — сказал успокоительным тоном Леонардо, — благодаря господу у меня в аптеке имеются столь сильные лекарства для лечения этой болезни, что я берусь в самое короткое время поставить царевича на ноги.

— Надо пустить больному кровь, — пробормотал Турманидзе укоризненным тоном, как бы говоря патеру Леонардо: «Что ж ты — кичишься своими познаниями, а забыл такую простую вещь!»